— На счет «три» прыгаем в джунгли и ползем в чащу, — произнес Гхорн, не поворачивая головы. — Один, два…
Два лохматых «мячика» и фигурка в рваном тропическом комбинезоне кубарем прокатились несколько метров и исчезли в джунглях. Ну и хорошо. Ну и чудесно. Канунников отложил бинокль. Хватит сюрпризов. Опять розовый туман, опять озноб. Федор вернулся в пещеру и напился воды. Есть не хотелось. Значит, будем спать. Спать. Феденька, хочешь малины, сыночек?
* * *
Свиридову было очень неудобно. Хотелось вытянуть ноги, но пассажирский отсек авиетки был создан для маленьких коротконогих людей с узенькими плечами. Николаев тронул Свиридова за плечо, указывая рукой в мягкой перчатке налево. Из моря зелени, из белесых горячих испарений над протоками великой реки черным маяком выступила скала.
Пилот Хорхе завертел головой, привлекая внимание пассажиров. Ему не нравились эти канадцы — ни тот, первый, ни эти двое. Хорхе не нравился и маршрут к неизвестной и ненужной скале. Впрочем, за такие сумасшедшие деньги можно было бы летать и полгода — все равно Хорхе остался бы в завидном плюсе!
Пассажир похлопал Хорхе по спине, и тот плавно развернул машину, обходя скалу справа. После двух больших кругов на плоской вершине появился человек — тот, первый. Он поджег хворост, и на вершине запылала дымящаяся стрела. Пассажир снова постучал Хорхе в спину. Это означало, что нужно было развернуться и зайти в направлении знака. Нет ничего проще. Два сильных толчка сообщили пилоту, что канадцы спрыгнули в джунгли. Хорхе выровнял рулями небольшой крен и поспешно лег на курс домой. Краем глаза он заметил внизу два светло-зеленых купола. Ну и ладно. Даже если бы их парашюты не раскрылись, пилот уже ничем не смог бы помочь. Экспедицию к Пальцу Дьявола снаряжать не стал бы никто. Тоже, придумали — Палец Дракона. Странные они, эти канадцы. Говорят, что ученые, а сами молчат, как истуканы. Вот сосед Гонсалес, воздыхатель сестрицы Роситы, так он — фармацевт, имеет аптеку и готовится открыть еще одну, на окраине. Если Гонсалес начинает болтать, то слова уже никто не вставит, даже и не думайте! Вот это ученый, это да!
* * *
— Вот и все, что я видел. Немцы ушли в джунгли, а подводная лодка притоплена на отмели. Похоже, делать тут больше нечего. Любопытно, зачем они пытались поджечь джунгли?
— Жаль, товарищ полковник, что мы опоздали. Этот идиот Хорхе ухитрился потерять жиклер, перебирая мотор, и пришлось заказывать новый в токарных мастерских на другом конце города. — Николаев отнял от глаз бинокль. — Идти сможешь, Федор Исаевич?
— Да я уже молодец. Вот два дня назад не смог бы. — Федор чувствовал прилив сил. — Леня, ты как?
Свиридов прилаживал за плечи ножны волнистого непальского меча, миллиметр за миллиметром регулируя мягкие кожаные ремни. Помимо штатного набора оружия, каждый боевой разведчик имел свое любимое, талисман. Леня после командировки в Непал не расставался с этим клинком никогда, владел им блестяще, и в ближнем бою применял не задумываясь.
— Порядок, товарищ полковник. К бою готов!
Снайперское гнездо Канунникова было законсервировано: оружие, боеприпасы и предметы первой необходимости замурованы в каменном тайнике.
— Все. Уходим. Прямо под нами вход в перекресток, туда наш танк ушел с индейцами. Жаль, код доступа неизвестен. Не зная брода, неизвестно где всплывешь, — Федор зажмурился на минуту. — Так, так… Там бродят немцы, поэтому на подводную лодку не полезем. Риск — дело благородное, но глупое. На карте низкий берег обозначен здесь и вон там, после спуска с плато. День пути, не больше. Так что пойдем намеченным маршрутом.
Группа спустилась со скалы и бегом отправилась на север, к крутому скальному обрыву. Возле обрывающихся между двумя камнями следов танка Федор задержался. Неужели это те танкисты, из ориентировки? А какие же еще? Действуют против немцев, а наши их ловят. Получается, что все против них. Интересно, а те, кто владеет перекрестками, за кого? Или против кого? Если против всех, но заодно с танкистами, то занятная картина получается. Ладно, разберемся со временем, а пока бежать, бежать. Время не ждет. Еще деревья валить, плот вязать. Шесть резиновых камер есть, непотопляемость обеспечим.
— За мной, — скомандовал Федор, и три пары ног легко побежали по разогретой за день земле. В траве стрекотала и звенела живность, высоко в небе плыл равнодушный патрульный орел, а над землей заливались обморочными трелями мелкие заморские птахи.
* * *
Гхорн чувствовал беду. Разум непрерывно просчитывал варианты, но результат неизменно был плохим. Все разрушили снайперы. Не будь их, амфиптер лежал бы с тусклой чешуей и кормил местных мух и падальщиков. Что он теперь может выкинуть, даже без запасов ледяного дыхания? Хранители способны на все. Возле виска назойливо жужжал крупный слепень. Гхорн отмахивался, а слепень возвращался, как мячик на резиночке. В броне, конечно, лучше, чем в тонкой человеческой шкурке. Дракона жалить — только зря жало тупить. Зачем люди так слабы и беспомощны? Но все равно они выигрывают. Не числом, как муравьи и планктон, но особым свойством мозга. Разумом. Необходимость заботиться о своих жалких телах и неспособном к самостоятельному выживанию потомстве заставляет людей подчинять себе всю остальную природу. Великие гархи проигрывают войны именно по причине собственной силы. Кощунственная мысль, но Гхорн выстрадал ее, как и Гефор, Каррагон и еще десяток храбрецов. Гархи способны на многое, но врожденная мощь ослабляет их разум. Зачем мыслить, если ты и без того могуч и можешь легко добыть пищу, славу и пространство? Мысль без тренировки становится примитивной и дряблой. Вот где мы проигрываем, вот где… Люди то объединяются, как муравьи, чтобы свернуть горы, неподвластные хилому одиночке, то уединяются, чтобы явить мощь одинокого гения, почти равного гению Творца Всего Сущего. Гархи напрасно считали Творца огромным, драконом. Нет, Творец мал и умен, как человек…
Гхорн еще раз поразился проницательности Гефора. Тот был убежден, что будущее гархов заложено в детях, которые родятся от сожительства с земными женщинами. Скоро, очень скоро немецкие ученые доделают фатальное для людей атомное оружие. Когда мир сотрясут взрывы, порождающие жесткие лучи, потомки Вальтера и других перевоплотившихся гархов завершат трансформацию, и личность дракона станет доминирующей. От них родятся новые бесчисленные потомки, человекообразные и бесчеловечные. То будут истинные гархи, вооруженные мозгом человека и сердцами дракона. Это и есть путь детей Синей звезды! Через человекообразие — к бесчеловечности! Вальтер будет доволен, когда убедится в сообразительности Наставника. Гхорн и его великий воспитанник создадут учение, понятное даже низшим гархам, созвучное их сердцам. На миг Гхорну показалось, что он почувствовал ответ Вальтера: драконье сердце дрогнуло в брюшине и забилось сильнее. Нет. Слишком далеко, и Гефор не слышит. Жаль.
Рубин и Наконечник давно насытились и дремали в тени. Диверсанты прочесали почти всю рощу, тянущуюся вдоль протоки. Никого, кроме птиц, ежиков и каких-то огромных грызунов. Проклятый ледяной дракон как сквозь землю провалился. Наставник сидел, прислонившись спиной к гладкому валуну. Ему было легче, чем остальным, и он старался беречь их силы. В лохмотьях маскировочной накидки запутался крупный красный муравей. Он сучил лапками, отчаянно вращал усиками во все стороны, но не сдавался и полз напролом. Опять муравей. В мыслях муравьи, на рукаве муравей. Наваждение какое-то. Не слишком ли много чести? Наставник щелчком сбросил насекомое, и почти в тот же миг почувствовал жгучий укус за воротником. Гхорн запустил руку за воротник и вытащил оттуда огромного муравья, тоже красного. Доктор Эрик Гримм знал, что красные муравьи на Амазонке отличаются необычайной величиной и прожорливостью, но они обгладывали мертвую или слабую добычу: гусениц, бабочек, жуков. Крупных животных они просто отгоняли легким покусыванием, чтобы те ненароком не раздавили колонию, а на людей не нападали никогда. Следующий укус в колено был жесток и свиреп. На брезентовой штанине шевелил усами муравьище, выискивая место для следующего укуса. Наставник сердито хлопнул по муравью жесткой ладонью. На земле завозился и зачесался Рубин. Наконечник подскочил, сел и начал обожженными руками срывать с себя рубашку. Трава буквально вскипела красными шевелящимися брызгами.