– Осмелюсь напомнить, в Германии больше не готовят офицеров. Запрещено! – робко возразил капрал.
– Я в курсе! – рявкнул генерал и снова вставил монокль в правую глазницу, разглядывая Неринга выпученным стеклянным глазом, словно увидел впервые. – Это не в Германии, капрал. Ну, так как? Ответ надо дать сегодня. Сейчас!
– Господин генерал, вы не хотите оставить меня в школе? – неожиданно дрогнувшим голосом спросил Виктор.
– Зачем я должен портить вам карьеру? Капрал, ведь это вы хотели стать офицером! – начальник школы окончательно потерял терпение.
– Согласен! – твердо ответил Виктор, опомнившись, и почти физически ощутил скорость, с которой стала исполняться его мечта.
– Что же, юноша, вас ждет то, чего вы добьетесь. Не забывайте постоянно работать над собой. У вас это хорошо получалось до сих пор. Идите!
Неринг отдал честь, четко повернулся на каблуках кругом и шагнул к двери. Вечером поезд увозил его и еще одиннадцать молодых людей в далекую и загадочную Россию. Все курсанты были одеты в одинаковые светло-серые костюмы, коротко подстрижены и старательно скрывали волнение. Виктор устроился у окна и искал названия проплывающих за стеклом предметов в немецко-русском словаре. Укладываясь спать, он положил словарь под подушку. Интересно, как будут звучать слова этого языка, произнесенные самими русскими? Туман. Река. Стук. Вагон. Туман. Стук. Вагон…
От вокзала до учебного центра под Казанью группу везли в закрытом фургоне. Вечер ушел на обустройство и знакомство с территорией. Курсантам выдали пилотки, комбинезоны, гимнастерки и галифе второго срока и яловые сапоги с широкими голенищами. Форма выгорела до такой степени, что поменяла цвет с зеленого на песочный. Молодые люди перезнакомились еще в поезде. Практически все из пехоты; были, правда, две белые вороны: один артиллерист и один кавалерист из 2-го легкого драгунского полка. Кавалерийские ноги колесом были предметом постоянных беззлобных шуток, хотя для смеха времени практически не оставалось.
Уже со следующего дня Виктор и остальные курсанты с утра до вечера изучали теорию и материальную часть танков, грозного оружия, менявшегося ежедневно и ежечасно. Именно танки должны были обеспечить неоспоримый перевес в сухопутных сражениях, и на разработки в области модернизации брони, двигателей и вооружения сил и средств не жалели. Курс Неринга оказался на самом острие передовой «бронетанковой» мысли, и курсанты жадно впитывали знания почти на пределе человеческих возможностей. Курсанты так уставали за день, что засыпали в момент соприкосновения головы и подушки. От перегрузок спасало молодое здоровье и спортивная подготовка.
Занятия по теории проходили в свободных от техники боксах танкового парка. Схемы узлов и агрегатов висели повсюду, даже в столовой и спальном помещении. Как объяснил один из преподавателей, это было частью метода полного погружения.
Основное обучение проводили немецкие специалисты. Все они носили гражданскую одежду или черные комбинезоны. Без сомнения, преподаватели в недавнем прошлом служили в действующей армии; их одежда, лишенная знаков различия, не могла скрыть военную выправку и привычку уверенно отдавать приказы.
Лекции по теории танкового боя в «Каме» читали безымянные советские офицеры. Переводчиков не было. Чтобы все быстрее выучили русский язык, немецкая речь была строго запрещена даже в быту, и нарушителей ждало немедленное отчисление. Допускалось только кратко пояснять друг другу значение русских слов на родном языке. Очень скоро все свободно начали понимать лекторов, а еще через некоторое время – разговаривать и ругаться. Красочная составляющая русской речи особенно выручала в танковом парке, когда при работе на технике гаечные ключи срывались с головок болтов, а неопытные напарники чаще попадали молотками друг другу по рукам, а не по стальным тракам.
После экзаменов по теории и материальной части курс приступил к вождению на трассах танкодрома и огневой подготовке на стрельбище. В окрестностях учебного городка стоял несмолкающий гул мощных моторов, лязг гусениц и грохот орудийных выстрелов. Тишина изредка наступала вместе с сумерками, но длилась недолго: в самые темные часы летних ночей начиналось ночное вождение.
Режим на базе «Кама» обеспечивали русские; на них же лежало материальное снабжение и обслуживание техники. Немецкие курсанты по условиям контракта ни на что, кроме учебы, не отвлекались, и успехи их были впечатляющими.
Самым памятным для Неринга стал день, когда группе показали новый, сверкающий свежей краской танк БТ. Не в каждой советской танковой части слышали о нем, а тем более видели воочию. Седой русский офицер со шпалой в черных петлицах рассказывал об особенностях новой боевой машины. Она стояла на утрамбованной грунтовой площадке у ворот в огромный ангар, компактная, с приподнятым коническим носом, готовая к резвому и неутомимому бегу. Большие колеса с резиновыми ободами для шоссейных дорог идеально сочетались с узкими гусеницами, предназначенными для грунта.
По команде преподавателя курсанты подошли к танку. Они заглядывали под днище, сравнивая большие обрезиненные колеса с маленькими катками других известных моделей. Русский капитан сказал, что максимальная скорость БТ на гусеницах достигает почти шестидесяти километров в час, а при переходе на колесный ход танк может дать и все восемьдесят. Среди слушателей пробежал шепот восхищения.
Седой капитан попросил курсантов и преподавателей отойти от танка и встать подальше от его борта. Из небольшого деревянного модуля, игравшего роль временного пункта управления на танкодроме, выбежали три танкиста. На них были новенькие черные комбинезоны, яловые сапоги и ребристые кожаные шлемы с защитными очками над налобниками.
По команде советского офицера экипаж деловито скрылся в люках машины. Заработал двигатель, выбрасывая сизый дым. Руководитель полевого занятия поднял красный флажок, сделал резкую отмашку. Танк, чуть присев на корму, сорвался с места. Из-под гусениц брызнули фонтанчики сухого грунта, и в следующее мгновение БТ скрылся в вихре несущейся за ним пыли.
У противоположной границы танкодрома танк развернулся и помчался к исходной линии. Теперь машина была видна полностью: пылевой шлейф оставался позади и не мешал. Танк пересек две линии окопов и, не сбавляя скорости, заскочил на специально подготовленный трамплин. Пролетев в воздухе восемь-десять метров, он приземлился и продолжил движение. Не более чем через минуту машина достигла исходной линии старта и остановилась на том месте, откуда начала свой пробег. Мотор без натуги работал на малых оборотах, сжигая авиационный бензин и выбрасывая синеватые колечки дыма. Над танком шевелилось марево горячего воздуха. Двигатель умолк, экипаж выбрался из бронированного нутра и отправился в деревянный модуль.
Виктор Неринг был охвачен восторгом от увиденного. Он не мог отвести взгляда от стоявшего перед ним танка и даже не услышал команды об окончании занятия, очнувшись только после того, как сосед-кавалерист Иоганн Шмитц толкнул его локтем.
В ту ночь в казарме немецких курсантов никто не спал. Ворочался с боку на бок и Виктор. Перед его глазами летел по воздуху чудо-танк, вхолостую вращая колесами на резиновом ходу внутри сверкающих зубастых гусениц.