— Слушай, что здесь происходит и чего ей надо? — зашептал я, обращаясь к Фао.
— Это дар вам, — не отрывая носа от земли, сообщил он.
— Дар? А что именно нам подарили? — спросил я.
— Выражая свое наивысшее почтение, вам в дар преподнесли лучшую воительницу племени! — торжественным голосом пробурчал в траву Фао.
— И что нам с этим даром делать? — уточнил я, выглядывая из-за Киса и рассматривая подарочек.
— Как — что? Съесть, конечно, — удивился Фао моей тупости.
— Я столько не съем, да и не люблю человечину, — возмутился я.
Фао ничего не ответил. Остальная толпа с невозмутимыми лицами стояла так неподвижно и основательно, что казалось, они здесь уже не один год стоят. Что делать дальше, было непонятно. Я попробовал представить, как котята едят этот подарок, и попытался передать эту картинку им. Они возмущенно зафыркали.
— Слушай, а можно ее не есть? Пусть идет себе, — снова обратился я к Фао.
— Если вы ее не примете, она и ее род будут опозорены, — тихо ответил он.
— И часто вы едите людей? — спросил я, а то вдруг и мне надумают оказать великую честь быть их закуской. На обед меня явно не хватит.
— Насколько я знаю, в последний раз это случилось, когда я был еще ребенком, — немного помедлив, ответил Фао.
Это несколько успокаивало по поводу собственной участи, но вот что делать с подарком?.. Положеньице. Я в задумчивости поднялся с земли и уселся на Киса, разглядывая нашу проблему. По стоявшей в оцепенении «могучей кучке» прошел шелест, и они снова замерли.
— Слушай, а если я ее не буду есть, а возьму себе в охрану? — вздохнув, спросил я.
— Вас же охраняют… — произнеся непередаваемый набор звуков, обозначающий котят, выдохнул Фао.
— Ну-у-у… в город же я их не потащу. Не любят они города. А вот ее я могу с собой взять, с ней меня еще больше бояться будут. Не нарушит ли такое решение каких-то ваших правил? — размышлял я вслух.
— Не нарушит. Для нас это будет высочайшая честь и милость — позволить нашей воительнице охранять вас. Род ее будет почитаем и упомянут в наших песнях, — отозвался главный шаман и вождь группы… и затрындел, затрындел… про честь и иже с нею.
Оказывается, он на моем языке шпарит очень даже неплохо, хоть и с акцентом. А многословен, прямо как королевские придворные.
Красноречие шамана, прорвавшееся во время встречи, на этом и закончилось. Выговорившись, он замолчал надолго и далее общался со мной только краткими предложениями. Фао рассказал о цели нашего визита и что мы здесь делаем. Меня пригласили в поселок в качестве почетного гостя и для последующего лечения. Фао, получив от меня золотой, чудом сохранившийся в моих лохмотьях, рассыпаясь в выражениях почтения и благодарностей, отправился домой.
Распрощался я и со своими котятами, расцеловав каждого из них. Лизнув меня в щеку, они ушли.
До поселка меня несла девушка, которую мне подарили, поскольку от усталости я еле шевелил ногами. Разместили нас в небольшом шалаше, рядом с шатром шамана, на окраине стойбища. Как только мы пришли в стойбище, несколько девушек сразу меня обмыли, обложили шкурами и напоили горячим молоком с травами. Что это были за травы, не знаю, но, выпив большую кружку напитка, я быстро заснул.
Проснулся я хорошо отдохнувшим. Подаренная мне девушка тут же притащила целое ведро травяного отвара и снова промыла мои раны. Закончив процедуры, она принесла ворох каких-то вещей и разложила на одеяле.
Заметив мой удивленный взгляд, она объяснила, что одежда, в которой я здесь появился, восстановлению не подлежала, поэтому женщины селения сшили для меня новую. С помощью Орры, так звали девушку, я облачился в нечто, здорово смахивающее на наряд шамана. В качестве нижнего белья были предложены брюки и рубаха из мягкого полотна. Если сравнивать с одеждой Орры, то мне явно выделили самую лучшую ткань.
Малахай и штаны были сделаны из овечьей шерсти очень плотной вязки и украшены кусочками меха. Рассмотрев предложенное, я спросил, а почему не кожаное, в книгах из моего прежнего мира все герои, как один, в кожаном щеголяли. На меня посмотрели, как на умственно отсталую, и объяснили, что на холоде кожа встает колом, плохо гнется и становится ломкой, и вообще в ней можно замерзнуть, не греет она. В жару в такой одежде не лучше: тело не дышит и поэтому немилосердно потеет, и через несколько часов человек та-а-ак воняет…
На ноги мне выдали мягкие кожаные сапожки, причем тоже с вышивкой и бусинами, и к ним — вязаные шерстяные носки. На шею было надето несколько ниток бус из корешков, ракушек, камешков, перьев и мелких запчастей от кого-то ранее бегающего. Волосы заплели во множество косичек, а мой своеобразный наряд дополнила налобная повязка, вышитая бисером и украшенная перьями и висюльками из бусин.
Все дни Орра постоянно крутилась вокруг меня как заводная: готовила еду, по указаниям шамана отваривала травы для моего мытья, мыла и смазывала раны мазями… Спала она со мной в одном шалаше, на одеяле, сшитом из кусков шкур, прямо у входа в палатку. Девушка была молчалива и на вопросы отвечала кратко, иногда вообще односложно. Если мне было что-то непонятно, приходилось задавать кучу вопросов, чтобы получить хотя бы общее представление о том, что меня интересует.
Переложив заботу о своем здоровье на других, я расслабился. Тут же в голову полезли мысли о делах, королевстве, заговоре… От всех этих мыслей даже голова разболелась. После некоторых раздумий о будущем и о том, что может происходить в столице Родэна, я решил не заморачиваться. Вот поправлюсь полностью, тогда и буду думать, что делать дальше.
О Ниране и Кэнтаре я тоже постарался убедить себя не беспокоиться. Мы убрали только основных недовольных королевской властью, к тому же, чтобы меньше переживать за сестру, я оставил ей амулет-привязку и попросил Сэта внимательно прослушивать всех жителей замка. Ко всему прочему, мы договорились с Нираной, что до моего возвращения они с Кэнтаром будут ночевать в потайной комнате.
Жизнь в поселке текла размеренно. Каждый занимался своим делом, лишь забегавшие после вечерней дойки женщины нарушали мое полусонное существование, принося молоко, сыр или кусочки мяса. Да по вечерам, на заходе солнца, шаман сажал меня рядом с собой и давал в руки бубен. Дальше шел так называемый урок. Не знаю уж почему, но он вбил себе в голову, что меня необходимо обучить своему искусству, и не слушал моих отговорок, пресекая все попытки отвертеться.
На мой вопрос, зачем мне учиться, он ответил:
— Шаман, однако.
При попытках получить разъяснение, кто шаман, к чему шаман и каким местом это утверждение ко мне относится, я лишь получал бубном по голове. Так сказать, не хочешь бить в бубен — получишь по бубну. Поскольку в селении все равно не было никаких развлечений, да и моему организму, находящемуся на излечении, они пока что были не положены, я решил не выпендриваться. И каждый вечер добросовестно выбивал ритмы, которым меня учил старик.