Рассказав эту грустную историю, герцог долго молчал. Я сидел тихо, стараясь не мешать ему вспоминать прошлое.
— Знаешь, маленькая, по моему мнению, эта женитьба стала для моего сына прекрасным выходом из ситуации, в которую он себя загнал. Я считаю, ему брак был нужен не меньше, чем тебе. Постоянно помня о своей погибшей жене, Эмануэль опасался, что новую супругу постигнет та же участь, и старался не оказывать женщинам особых знаков внимания. Меня огорчало его затворничество, — как-то совсем уж грустно произнес Бертран.
Мне нечего было на это сказать, и я скромно промолчал. Герцог не нуждался в моем сочувствии.
— Он бы и на тебе не женился, если бы ты не попросила об этом сама. Второй причиной его согласия стал политический фактор. Ты так сильно не желала выходить замуж за короля, что Эмануэль опасался получить в королевы озлобленную и деятельную особу. На мои расспросы о его новой жене сын единственное что соизволил рассказать: если с кем-то возникнет конфликт, то она, в смысле ты, способна не только постоять за себя, но и отравить жизнь недругам… — Закончив говорить, Бертран хитро покосился на меня.
— Хм, хм… Меня все же напрягает ваше сообщение о той неприятности, в которую я вляпалась. К тому же не очень-то разделяю столь оптимистические взгляды на собственные возможности. Однако и помереть раньше времени молодой и чертовски красивой мне совершенно не хочется. Предупрежден — значит вооружен. При любом кривом взгляде в мою сторону сразу начинаю действовать, чтобы отбить всякое желание со мной связываться. Поэтому заранее прошу прощения за недостойное поведение. М-да… Кто напал, тот пусть и защищается. — Я в задумчивости начал нарезать круги по комнате, размахивая при этом руками.
Старый герцог с интересом и улыбкой рассматривал мои физические и эмоциональные упражнения.
— Когда Эмануэль рассказывал о тебе, я не всему поверил. Однако твое эффектное появление в замке и реакция на мои слова говорят, что он был не так уж неправ. Заранее предупреждаю: можешь поступать, как считаешь нужным. В моем возрасте все эти условности мира уже мало волнуют. Для Эмануэля же важнее будет то, что ты жива, дабы не винить себя еще и в твоей смерти, — посмеиваясь, сообщил Бертран, наливая себе вина.
— Как оптимистично звучит: тут тебя, вполне возможно, убивать будут, поэтому делай, что хочешь, но останься живой, — язвительно скривился я.
Герцог в ответ лишь улыбнулся. Немного остыв, я понял, что в принципе сам настаивал на нашем с Эмануэлем венчании. В той ситуации я бы все равно не отступился, даже сообщи он об опасности для жизни его, в любых смыслах, жены. В то время данная идея казалась единственным выходом, и, вероятно, так оно и было. Придя к такому выводу и успокоившись, я напомнил себе о собственных возможностях.
— Ну хорошо. При большом скоплении народа убивать не буду, но если где-то в уголке по морде кому надаю или яду насыплю, вы уж не обижайтесь. Сами позволили делать что угодно, — ехидно сообщил я Бертрану.
Он лишь весело рассмеялся на это заявление. Отсмеявшись, начал расспрашивать о том, каким способом я собираюсь разбираться с Эдвином. Я попытался вкратце обрисовать свои идеи. Заинтересовавшись, он потребовал подробностей. После чего мы еще долго обсуждали, как лучше воплотить их в жизнь, и настолько увлеклись, что чуть не пропустили ужин.
После трапезы на разговор меня вызвал уже Эмануэль, который, задав несколько общих вопросов, сразу перешел к моим планам в отношении его сына. После рассказа старого герцога я стал лучше его понимать и потому постарался изложить наши с Бертраном разработки как можно понятнее.
— Почему бы вам не отпустить тех двоих и не заняться лишь моим сыном? — полюбопытствовал Эмануэль.
— Ни в коем случае! — воскликнул я.
Герцог удивленно посмотрел на меня.
— Когда человека заставляют заниматься неприятным делом в одиночку, он начинает считать себя страдальцем и упорно сопротивляется любым изменениям или впадает в депрессию. Когда же этим делом или обучением заняты несколько человек, такое положение воспринимается, чисто психологически, легче. Индивидуальное обучение менее эффективно, чем групповое, — сбившись на нравоучительный тон, выдал я.
Наткнувшись на удивленный взгляд Эмануэля, я потерял мысль.
— Э-э-э… Нескучно ему будет и менее обидно. — У меня получилось несколько скомканно закончить свою лекцию.
Какое-то время герцог молча сидел, уставившись в окно. Я уже собрался уходить, чтобы не мешать переваривать услышанное.
— Гм… Некоторая логика в ваших словах есть. Может быть, мне стоило это осуществить самому? — задумчиво произнес он.
— Вряд ли бы у вас что-то получилось. Приказы посторонних людей, наделенных властью, в большинстве случаев человек готов выполнять, хотя и будет про себя недовольно бурчать. Когда же указание исходит от родственников, то тут все сложнее. Даже если близкие говорят разумные вещи, не всякий станет к ним прислушиваться. Я сейчас для вашего сына посторонний человек, в силу непонятных ему причин обладающий властью. И надеюсь, это сыграет свою роль в предстоящем спектакле. — Мне приходилось очень внимательно следить за словами, чтобы понятнее донести идею и в то же время не оскорбить герцога.
Удовлетворившись моими пояснениями, Эмануэль выразил надежду, что задуманное осуществится, и, пожелав удачи, уехал на службу.
По нашему совместному с Бертраном плану, сына герцога и его друзей разместили отдельно друг от друга, в чистых камерах с минимумом обстановки. Еда была сытной и хорошо приготовленной, но ограничена лишь парой блюд. Страже запретили разговаривать с заключенными, чтобы дать парням время протрезветь, выпустить пар и прийти в себя. Пусть помучаются неизвестностью. Каждого снабдили сводом законов и учебником по истории Трании. Мы надеялись, что, располагая кучей свободного времени, парни от скуки займутся полезным делом. Я же для начала решил изучить замок и познакомиться с его окрестностями.
Направляясь к конюшне, я услышал за спиной чей-то возглас и звук удара. Обернувшись, только успел увидеть, как кузнец, крепкий такой парень, медленно оседал на землю, при этом сияя совершенно дурацкой улыбкой.
— Что случилось, Орра? — поинтересовался я у девушки, у ног которой пристраивался кузнец.
Она лишь плечами пожала.
— Нападал или ухаживал? — ухмыльнувшись, спросил я.
— Второе, — кратко сообщила она.
— Везет же тебе. Сначала моих ухажеров разгоняла и воспитывала, теперь уже и своих заимела, — засмеялся я, глядя на кузнеца, лежащего с блаженной улыбкой в отключке.
Орра на мои слова лишь равнодушно пожала плечами.
— Слушай, по-моему, он псих. Ты посмотри, как лыбится, и не скажешь, что в лоб получил, — фыркнул я, рассматривая этот феномен.
Попытка вызвать у девушки сострадание к воздыхателю не удалась. Она сделала вид, что не расслышала. Заметив пробегающего по двору слугу, я попросил позаботиться о кузнеце, и мы двинулись дальше.