И вновь из ворот труженика публичного дома показались разбойники, и они несли вещи больше и дороже прежних. При виде этой процессии главный разбойник осекся.
— Я уже был в этом доме. Теперь, когда ты стал говорить про все это и многие из этих вещей я вижу собственными глазами, я узнал это место. — Он умолк и невольно вздрогнул. — Там была одна служанка, она так заморочила мне голову, когда я зашел в соседний дом, что сознание мое не в силах восстановить всю цепь событий.
Последний из разбойников выбежал из резиденции Касима, таща за собой красавицу-жену Касима и пять ее служанок.
— Да ты просто красотка, — заметил Разбойник Номер Один, жадно оглядывая жену Касима. — Я прослежу, чтобы с тобой обращались подобающим образом.
Супруга Касима, это бедное перепуганное создание, постаралась улыбнуться, несмотря на ужасные обстоятельства, и храбро заявила:
— Тогда да будет тебе известно, что я привыкла рассчитывать лишь на самое лучшее!
На это главарь бандитов расхохотался.
— У тебя будет все лучшее! Но как насчет сокровищ в другом доме?
Из бедного обиталища Али-Бабы показались два разбойника, но, к великому облегчению дровосека, оба с пустыми руками.
— Там нет ничего, кроме дров, — сообщил один из них. — Да и те в основном наихудшего качества.
Не переживай так Али-Баба за участь своего дома и спрятанного в нем золота, он мог бы обидеться, что какие-то разбойники критикуют его умение заготавливать дрова.
— Мы думали взять те, что получше, — признался другой разбойник, — но все наши запасные мешки уже набиты овощами.
— Однако наши поиски были не совсем безуспешными, — добавил первый с усмешкой, которая Али-Бабе решительно не понравилась.
У дровосека начисто перехватило дыхание. Неужели это был розыгрыш, и теперь они притащат его золото?
Но вместо того, чего ожидал бедный Али-Баба, попарно вышли еще четыре бандита, и каждая пара вела одну из обитательниц его дома.
— Ты! — дерзко воскликнула Марджана, едва взгляд ее упал на главаря разбойников.
— Ты?! — потрясенно воскликнул главарь разбойников, едва взгляд его, в свой черед, упал на нее.
— Это та молодая женщина, про которую я говорил, — сообщил Ахмед, поддерживая Марджану под левый локоток. — Разве она не высший сорт?
— Она действительно очень привлекательное юное создание, — с некоторым отвращением сказал главарь. — Однако реши мы ее продать, нам придется отрезать ей язык.
— Продать? — с испугом переспросил Ахмед.
— Ну, не сразу, — признал Разбойник Номер Один. — Такие красивые девушки в первую очередь предназначаются для Дворца Красавиц.
Тут все бандиты одобрительно загалдели. Али-Баба почувствовал, что ему снова нечем дышать. Похоже, этот Дворец Красавиц — не самое высоконравственное место на земле. Что он натворил? Может, золото его и в безопасности, но зато в смертельной опасности две его самые любимые женщины!
— О горе! — вскричала его жена, когда ее вытолкнули вперед. — Нас хотят похитить ужасные разбойники!
— Видишь? — сказал главарь Марджане. — Именно такого почтительного страха ожидаем мы от своих жертв!
— О горе! — сообщила жена Али-Бабы, падая на колени. — Никогда нам не видать больше нашего до боли скромного дома!
Атаман с одобрением смотрел на нее.
— Раболепие, вырывание волос, раздирание одежд — вот свидетельства истинного горя.
— О горе! — продолжала жена дровосека, голос ее крепчал по мере того, как она обретала уверенность. — Никогда не спать мне больше под этой жалкой протекающей крышей.
— Конечно, — добавил главарь, чья улыбка стала чуть натянутой, — даже для лучших вещей есть предел.
Но супруга Али-Бабы своего собственного предела еще не достигла.
— О горе! Никогда больше мне не пытаться носить воду в дырявом ведре!
— О атаман! — перебил один из младших по чину разбойников, к явному и изрядному облегчению главаря. — Нам придется бросить часть овощей. У нас не хватит веревок и для съестного, и для женщин.
— Прекрасно, — громко ответил главарь, изо всех сил стараясь не обращать внимания на набирающие силу причитания. — Делайте, и побыстрее. Мне не терпится в путь. Нам придется… — при этой мысли он скроил гримасу, — …проделать долгий путь, прежде чем попасть во Дворец Красавиц и, конечно… — Он снова умолк, а когда заговорил опять, голос его звучал тише, и казалось, в нем слышится страх, — …в заколдованную пещеру.
— О горе! — возопила жена Али-Бабы с еще большим пылом. Даже дровосек должен был признать, что это одно из лучших причитаний в ее жизни. — Никогда не видать мне больше родного города, не зайти в кишащую вшами чайхану, не вылить вечерних помоев за забор!
Главарь запнулся.
— Этого вполне достаточно! — требовательно произнес он.
Но Али-Баба знал по собственному опыту, что теперь ее ничто не остановит.
— О горе! — пронзительно голосила жена. — Никогда больше не испытывать мне сладкого унижения от того, что я владелица одноногой курицы!
— Я сейчас как следует проучу тебя своим мечом! — пригрозил главарь, многозначительно хватаясь за рукоять ятагана.
— О горе! — отозвалась она. — Он сейчас проучит меня своим…
Атаман убрал ладонь с рукояти, чтобы удобнее было заламывать руки.
— Вот что! Бросьте ее здесь. Веревку лучше использовать для овощей. В конце концов, нам нужно будет чем-то питаться!
— О горе! — стенала жена дровосека. — Они бросают меня здесь и используют веревку для…
— Киньте ее обратно во двор и заприте за нею то, что осталось от ворот! — завопил главарь, прижимая кулаки к вискам. — Я этого больше не вынесу!
— О горе! — продолжала жена Али-Бабы. — Меня кинут обратно во двор…
Двое разбойников поспешно исполнили приказ хозяина, прежде чем женщина успела заголосить снова.
Али-Баба вздохнул с облегчением при мысли, что, по крайней мере, его жена будет спасена. Хорошо, что эти разбойники не знают женщин так, как знает их он, а то они поняли бы, что эти несносные причитания — одна из самых милых ее черт. Теперь, однако, она останется в живых, и хоть кто-то, во всяком случае, сможет тратить это огромное количество припрятанного золота. Жаль только, что он не разделит с нею это удовольствие.
Но если Али-Баба страдал молча, то Марджана — нет.
— Значит, ты считаешь себя таким сильным и могущественным, — сказала она главарю ужасной банды, — что распоряжаешься жизнью людей по своему усмотрению?
— Я распоряжаюсь не только жизнью, негодница! — царственно ответил предводитель разбойников. — Я распоряжаюсь еще и смертью!
— Да, — заметила Марджана с тонкой улыбкой, — действительно, чтобы орудовать мечом, надо быть таким философом. Но, может, ты предпочитаешь продолжить спор о сущности ворот?