— А с виду вроде бы и не сильно заметно…
Более чувствительную натуру подобное наблюдение могло бы и оскорбить, но гигант привык к простому проявлению эмоций, все понял правильно и продолжил:
— Дело в том, что по материнской линии все были колдуньями. И все: и маманя, и бабка, и прабабка, и прабабка моей прабабки, — в общем, все женщины обладали крутым нравом, горячим темпераментом и большой экстравагантностью при выборе мужчин. Поскольку все равно рождались у них только девочки, к которым и переходило магическое умение, они могли себе это позволить, вот и выбирали себе в мужья разбойников, воинов, дикарей и варваров. Я имею в виду дикарей и варваров по нашим меркам, а мы значительно более терпимы к людям, чем вы, горожане.
И все было ничего, пока моя маманя не переплюнула всех и не влюбилась, как кошка, в моего отца. Папаня тоже был хорош, в результате чего появился я. Каждый из них надеялся, что ко мне перейдет, уж как минимум, его магический дар, а в лучшем случае я буду просто чудо-ребенком с усиленным талантом к волшебству.
Результат превзошел все ожидания. По материнской линии я унаследовал буйный нрав и стать всех поколений мужчин (а женщины в мамином роду вообще не смотрели на мужчину, если он не был на голову выше и в два раза шире всех остальных. При этом я подозреваю, что плохой характер избранника тоже был одним из непременных условий). Мужчины в роду папаши тоже славились умением выбирать дам себе под стать, поэтому я получился на загляденье. Одно плохо, я совершенно не умею применять магию. Я стал позором для обеих семей, и если я не смогу поддержать честь доброго имени Зарлингов, то лучше бы мне вообще не появляться на свет, — родня не поймет и не простит, а в нашем роду лучше всего получаются именно чары проклятия.
Меня по знакомству запихнули в Школу Магов (в основном из уважения к славным именам моего рода), но если я не сумею себя проявить, то назад лучше и не возвращаться. Мое имя — Зар, и мне приятно с тобой познакомиться, несмотря на обстоятельства встречи.
— Меня зовут Урчи. Но почему ты не можешь применять магию?
— Я не могу запомнить ни одного заклинания, они проходят мимо меня, как гарцующие призраки сквозь прозрачную стену, оставляя лишь неприятный привкус во рту и головокружение.
— Ты знаешь, — неожиданно сказал Урчи, — а ведь мы могли бы с тобой образовать неплохую команду: ты не помнишь ни одного заклинания, а я ни одного не могу правильно произнести. Может, вместе что-нибудь и получится. Вот только как я тебе объясню, что именно надо говорить, если каждый раз я произношу слова по-другому? — Урчи подумал еще немного. — Но ведь можно и написать на бумаге.
Гигант помрачнел.
— Ничего не выйдет. Я не умею читать.
— Это не беда, я могу научить, это несложно.
— Ты не понял. Я пробовал учиться неоднократно, но буквы в моей голове просто не складываются в слова. Я знаю, что тому виной: в моем роду были йети (я же говорил, бабки и прабабки обладали отменным вкусом и умели выбирать себе мужей). А йети и грамота несовместимы. Я раньше упомянул, что северный склон горы необитаем. Люди там действительно не живут, а снежный человек, йети, даже на отвесных скалах чувствует себя, как дома (может быть, он и чувствует себя как дома как раз потому, что люди там жить не могут). Поэтому, хотя у меня и есть наследственность всевозможных силачей и богатырей, пользы мне от этого никакой: где вы видели мага с дубинкой? А если я не стану магом, то опозорю весь свой род… И сидел я поэтому в очередной раз над первым томом, разглядывал рисунки, понимая, что участь моя предрешена и помочь мне никто не в состоянии.
В этот момент к разговору подоспел и непринужденно вмешался еще один собеседник — Аэлт, эльф, который со времен их знакомства с Урчи периодически интересовался его делами, подбрасывал новые сплетни и слухи, да и просто скрашивал существование дружеской болтовней.
— Думаю, в команде не помешает третий — я имею в виду себя. Ты, Урчи, будешь писать заклинания, я — их произносить, а Зар — воплощать в действие, ты же знаешь, что сам я наложить чары не могу. Мы, эльфы, скорее не волшебники, а волшебство.
— Путь, конечно, запутанный, — задумчиво проговорил Урчи, — но может сработать. Я, кстати, слышал, что скоро начнется Турнир Магов, мы могли бы там выступить все вместе.
Гигант заметно повеселел: перспектива принять участие в турнире заметно повышала его шансы на одобрительное отношение родственников, а уж если повезет отличиться… Аэлт тоже начал оживленно виться вокруг, испытывая радость и предвкушая развлечение; работа гидом быстро надоедает (хотя проблема мерзкой униформы, с помощью Урчи, была успешно преодолена, вторая беда профессии гида — туристы — была неизбежна и наводила тоску).
— Ребята, вы пока наведите справки о турнире и подайте заявку, если нужна подобная бюрократия. (Последнее время любую интересную затею окружают бюрократией и волокитой, чтобы отпугнуть слабых духом.) А я еще хотел побродить по библиотеке… — Урчи никак не давала покоя загадочная дверь, и он намеревался исследовать ее поподробнее.
Сначала было слово. Потом слов стало много. Потом все запутались.
Вавилонская башня. Хроники
КАМЕНЬ ПОНИМАНИЯ
Найти дверь еще раз оказалось совсем не просто. Она хитрила и ускользала, петляла и путала следы, заманивая в глубь стеллажей. Наверное, потомственный охотник и смог бы ее выследить и обнаружить по едва заметным признакам и приметам, но Урчи, не обладавший подобными талантами, в состоянии был полагаться только на свою силу и скорость, поэтому он просто бежал все быстрее и быстрее, стараясь не потерять из виду мелькающий в конце коридора неясный силуэт, пока наконец в удобный момент не преодолел одним прыжком разделявшее их расстояние и не вцепился изо всех сил в дверную ручку. Его протащило по полу еще добрых два десятка метров, пока дверь, наконец, не сдалась и не остановилась, сделав вид, что всегда была именно на этом месте, тогда как пыль и грязь на одежде преследователя, равно как его усталый и запыхавшийся вид, — не более чем досадное недоразумение, а то и явное свидетельство простой неловкости и неаккуратности назойливого гостя.
Урчи с нескрываемым подозрением смотрел на шуструю дверь и, не отпуская ее ручки, изучил объект более внимательно. Она была сделана из просмоленного мореного дуба, и веяло от нее многовековой древностью. Именно древностью — было ощущение, что сначала была эта дверь, а уже потом вокруг нее построили библиотеку. По краю были вырезаны письмена, которые он сначала принял за украшающий орнамент, и только потом понял, что эта затейливая вязь имеет большее предназначение, нежели показать всем, какую красивую дверь удалось сделать мастеру.
К сожалению, язык, на котором сделана надпись, был Урчи совершенно незнаком, он никогда даже и не встречал подобного в магических книгах, а так как ему все же очень хотелось узнать, что же там внутри, то он почел за лучшее поверить в то, что на двери написано любезное приветствие и приглашение, нежели грозное предупреждение. (Заметим, что лучше всего человек обычно лжет самому себе, что и неудивительно: в этом у него больше всего возможностей попрактиковаться.)