Внезапно на Пола накатила ужасная усталость, будто он не спал несколько суток. Это, похоже, осложнит ситуацию — ведь вполне логично предположить, что и тут тоже виновата дверь. Он явно шарит в потемках, но вполне вероятно, если после десяти минут на той стороне чувствует себя настолько усталым, то за час вымотается совершенно, а за три недели — откуда ему знать? — может даже умереть. Нужно провести новые испытания, твердо решил он, собрать побольше данных. Пусть персонажи научно-фантастических телесериалов и нажимают неизвестные кнопки, лишь бы посмотреть, что произойдет, а потом изо всех сил борются за жизнь, но ведь ему-то отказано в утешении увидеть свое имя в списке действующих лиц на странице "ТВ-Таймс" на следующей неделе.
И все же приходилось признать: странности, с которыми Пол сталкивался на каждом шагу с тех пор, как поступил в "Дж.В. Уэлс", варьировались от неприятных до откровенно скверных — но тут было нечто совсем иное. Если уж на то пошло, будь оно хоть чуточку круче, это нечто можно было бы продавать как яйца вкрутую.
Пол откинулся на спинку кресла, показавшегося сейчас как никогда удобным, и подумал, что, пожалуй, доволен собой: даже больше, чем если бы нашел на улице фунтовую монету, и чуть меньше, чем если бы только что открыл новый морской путь на Восток. На задворках сознания Пола, как собака кость, теребил страх: а вдруг он только что свернул в лабиринте не в ту сторону, а вместо удара током получил кусочек сыра, — впрочем, это не слишком его обеспокоило. В конце-то концов сыр есть сыр. А не спуститься ли, когда закончится перерыв на ленч, вниз и не попросить ли гоблиншу миссис Тэннер пролить какой-то свет на происходящее. Тут его взгляд упал на часы. Три минуты третьего. Дверь открылась, и вошла Софи.
Пол рывком выпрямился в кресле: он ведь не собирается ей рассказывать, во всяком случае — не сейчас, только не после того, как она его обидела... Это, разумеется, чистой воды ребячество, но тем не менее. Ну да, в любом открытии есть немалая доля удовольствия. Но ведь это не он предпочел барахтаться с шоуменом-горшечником в ржавом автобусе. Схватив стопку таблиц, Пол сосредоточенно нахмурился, будто это они во всем виноваты.
— Привет, — сказала Софи.
Пол только что-то буркнул в ответ. Она посмотрела на него недоуменно.
— А мне казалось, ты собирался поработать.
— Да, — ответил он.
— Похоже, ты немного успел.
— Нет, — ответил он.
Еще одно Мгновение — и внезапно он почувствовал себя жутко виноватым, будто только что раздавил ботинком мышонка. Но слишком поздно, ничего уже не поделаешь. Устроившись напротив, Софи потянулась за своей порцией таблиц. Мгновение заледенело, как Белое море зимой, отрезав их друг от друга, и следующие несколько часов они мрачно перебрасывались бумажками.
Нелепость какая-то! Они даже не разговаривали по-настоящему с того жуткого вечера, когда их заперли и Пол носился по зданию с копьем наперевес, отчаянно пытаясь спасти ее от своры гоблинов с ножами. С тех самых пор, когда они обнаружили, что магия реальна, а сами они волшебники, что они увязли в ней по уши и до скончания дней (но с подразумеваемым обещанием, что если не сдадутся, будут упорно работать, не станут совать нос не в свое дело, то со временем поднимутся по корпоративной лестнице и сами сделаются тайными хозяевами вселенной). А теперь Пол случайно обнаружил средство, подающее хотя бы крохотную надежду на бегство или на то, чтобы изменить расстановку сил в свою пользу. И что? Они сидят в миллионе миль друг от друга, через стол, и сортируют нелепые бумажки, все потому, что Софи встретила парня, который ей понравился. Все равно как если бы Америка отказалась помогать Англии во Второй мировой войне только потому, что приревновала Великобританию к Гольфстриму.
Это же очевидно. А не следует ли из этого, что пора перестать вести себя как пятилетний ребенок и заговорить с ней? Еще как следует!
В двадцать девять минут шестого они оба встали, надели пальто и вышли из кабинета — в полном молчании, не глядя друг на друга. Когда они проходили через вестибюль, зови-меня-Рози наградила Пола ослепительной улыбкой. Он едва из кожи не выскочил от неожиданности, даже на мгновение застыл как вкопанный. Обогнув его, Софи поспешила к двери.
— Чванливая корова, — беспечно сказала зови-меня-Рози. — Даже не знаю, зачем ты тратишь на нее время.
Ответив ей полным ужаса взглядом, Пол ударился в беспорядочное отступление.
Следующие несколько недель привели его в полное смятение, и это еще мягко сказано. Нужно ли говорить, что Пол не удержался от того, чтобы поиграть с переносной дверью: отчасти, потому что это было забавно, отчасти, потому что когда ею пользовался, то забывал про Софи и ее горшечника. Как только он себя на этом поймал, этот эффект привел его в большое недоумение, хотя бы потому, что был уж слишком заметен. Переступая порог, Пол предавался унынию, и в тот момент, когда возвращался, мрачные мысли настигали его в точности там, где он их оставил, но пока он был в большом мире, на улицах Флоренции или Рио, ступал по цветочному ковру на склонах Непала или гулял по Великой Китайской стене, Софи будто стиралась из памяти, словно забытый день рождения кузины.
Прошло некоторое время, прежде чем он сообразил, что с помощью своей кредитной карточки может снимать иностранные деньги из банкоматов от Анкориджа до Аделаиды. Когда же наконец к этому пристрастился, то поначалу осторожничал — ведь с его окладом в "Дж.В. Уэлс" приходилось очень и очень подумать, стоит ли раскошеливаться на кофе и булочку с беконом в Лондоне, не говоря уже про суши в Иокогаме или зеленый чай и пахлаву в Самарканде. Но когда подвели банковский баланс, Пол к немалому своему замешательству и радости обнаружил, что там не указана ни одна сумма, какую он снимал за время своих разнообразных вылазок. Сначала он был склонен считать, что всему виной задержка, с которой поступают в компьютер сделки с иностранной валютой, и что рано или поздно они слетятся домой, точно эскадрон бомбардировщиков B-52. Но следующий банковский баланс показал то же самое. Значит, можно покупать вес, что душе угодно, и вообще за это не платить.
Увы, как он обнаружил по возвращении домой после бурного похода по кварталу ювелиров в Париже, этим дело не ограничилось. Пол накупил уйму всего: золотые часы, монеты, кольца, все что угодно, главное — чтобы из желтого металла и чтобы влезало в карманы. Он слышал, как покупки позвякивают и врезаются в бок через подкладку пиджака. Но стоило переступить порог, как острые края исчезли, а когда он сунул руки в карманы, то не нашел в них ничего, кроме ключей, потекшей шариковой ручки, пакета бумажных носовых платков и неизбежно развернувшейся, покрытой крошками и ниточками карамельки. Потребовалось некоторое время, чтобы осознать эту странность в полной мере. Ведь бумажные носовые платки он тоже купил в Париже, одновременно со всем золотом, но, по-видимому, приписанные к его делу невидимые, неосязаемые сотрудники таможни либо проглядели платочки, либо позволили оставить в качестве утешительного приза.
Назавтра, просто забавы ради, Пол отправился в Манчестер и снял пятьдесят фунтов. Когда он вернулся на Сент-Мэри-Экс, деньги исчезли. На другой день он повторил эксперимент, но снял только десять фунтов, и когда вернулся, деньги оказались при нем, однако проверка состояния счета показала, что деньги сняты. Пытаясь в последующие несколько дней сообразить, что тут к чему, Пол обнаружил еще один стабильный эффект: сколько бы он в своих путешествиях ни съел, это как будто совсем не сказывалось на аппетите по возвращении. А кроме того, несмотря на всевозможные заварные булочки с кремом и пирожные, которые он поглощал в уличных кафе по всему миру, он ничуть не прибавил в весе. Тогда он решил оставить попытки рационального объяснения и просто наслаждаться ежедневными каникулами.