Впрочем, и этой малости хватило, чтобы сделаться предметом воздыханий некой романтичной дамы, о которой нам также придется рассказать. Потому что дамой этой являлась Иветта Козьмодеевна Девятерых, секретарь дошлых менеджеров Пубертаткина и Эдипянца. Впрочем, смешное и отчасти оскорбительное наименование секретаря никак не подходило к сей корпулентной особе возраста «не первый раз замужем». Поэтому выразимся иначе. Иветта Козьмодеевна была «хозяйкой офиса».
Порекомендовал ее компаньонам Фебруарий Мартович Гендерный, и при первой встрече она вызвала у молодых пройдох спазмы неудовольствия. Ну в самом-то деле, когда кругом столько юных, смазливых референтов-машинисток, зачем нужна в приемной эта необъятная «ягодка опять»? Однако довольно скоро выяснилось, что Иветта Козьмодеевна способна успешно заменить если не девятерых (здесь мы каламбурим намеренно), то троих-то вертихвосток-секретарш наверняка. Симпатии в глазах Пубертаткина и Эдипянца это ей не добавило, зато помогло им забыть о массе скучных бумажных дел. А следовательно, смириться с ее существованием.
Офис менеджеров новой формации находился отнюдь не на территории «Луча». Это был славный двухэтажный домику границы парковой зоны, досель полностью занимаемый редакцией заводской многотиражки. Компаньоны решили, что строгая пропускная система, нормированный рабочий день и близость к производственным корпусам плохо отразятся на ведении бизнеса. Вследствие этого решения корреспондентам газетки пришлось изрядно потесниться. Пубертаткин и Эдипянц с лихостью ордынских сборщиков баскака оттяпали у них целиком второй этаж.
Кстати о вертихвостках. Пара журналисточек помоложе частенько по старой памяти забегала в свои бывшие кабинеты и раз за разом оставалась там «попить чайку». Наверное, чай у приветливых менеджеров был очень вкусный. С ликером-то уж точно. (Вот и еще одно преимущество офиса, расположенного вне заводского периметра!)
Сейчас компаньоны, устроившись в кабинете Вована, пили не чай с ликером и даже не коньяк, а самую обычную водку. Не совсем то есть обычную – дорогущую «Спиртноффскую» из хрустальной бутылки. Это в полдень-то! Видимо, на то имелась веская причина. Эдипянц ее пока не знал. Решение о злоупотреблении спиртным единолично принял Пубертаткин, который явился на службу мрачнее тучи.
Обслуживала Иветта Козьмодеевна. В конце концов, гостеприимный Юран, которому надоело созерцать хмурую физиономию безмолвно надиравшегося компаньона, пригласил «хозяйку офиса» присоединиться к пиршеству.
Предложение было принято с восторгом. Иветта Козьмодеевна немедленно продемонстрировала, что умеет живо управляться не только с документами да посетителями, но и с напитками да закусками.
Вован Пубертаткин угрюмым был неспроста. Проблемы в последнее время сыпались на него как из ларца Пандоры. Вчера – известие о покаянии дурака Гендерного. А также о том, что славные парни Муромский, Попов и Добрынин на самом деле хищники, в присутствии которых не то что песни петь, дышать следует с опаской. Ночью – съезд деловаров, ознаменованный появлением «новой метлы» Ух Ё, последствия чего пока трудно представить. Сегодня, как последний гвоздь в крышку гроба, звонок от Нельки Швепс с внезапным предложением навсегда забыть о ее существовании.
– Как это – навсегда?! – потрясенно спросил Вован. – Ты что, девушка, мухоморов обкушалась?
– А вот так, – ответила Нинель Виленовна. – Навсегда – значит с сегодняшнего утра и до гробовой доски. И учти, как только появишься в моем поле зрения, тут же пожалуюсь Мурзику, что меня преследует какой-то маньяк. Если ему самому будет недосуг переломать тебе кости, он своих воспитанников пошлет.
– Но, милая моя! – заверещал Пубертаткин. – Я не могу так сразу!
– А ты постарайся, – отрезала Швепс.
– Не хочу я стараться! Я ж тебя как бы люблю, – потерянно проговорил он. Как выяснилось, в уныло загудевшую трубку.
Интересно, много бы нашлось мужиков, которые в подобной ситуации справились с потребностью надраться до полной отключки? Думаем, раз-два и обчелся. Вован Пубертаткин был, безусловно, не из их числа.
Первая бутылка «Спиртноффской» почти опустела. Увы, хмельное забытье для брошенного любовника было так же далеко, как и в начале попойки.
Вован хмуро уставился на собутыльников, которым его беды были до фонаря.
Эдипянц, только что старательно писавший что-то на салфетке, закончил свой труд, сунул авторучку в карман и объявил:
– Родился чудный экспромт, дамы и господа! «Ода водке». Слушаем внимательно, рукоплещем по завершении самозабвенно. Итак:
Водяра – это вкусно, полезно и нехило.
Она пьяней, чем whisky, и круче, чем tequila!
Водяра православным предписана от века,
Водяра превратила гориллу в человека,
Но это только если водяра без изъяну, —
«Сучок» же превращает мужчину в обезьяну…
– А женщину? – тоном готовой к любым приключениям жеманницы спросила Иветта Козьмодеевна и браво опрокинула в ротик которую уже по счету стопку «Спиртноффской».
– В похотливую супоросную свинью! – с ненавистью глядя на нее, прошептал Пубертаткин.
Впрочем, выговорить догадку во всеуслышание он не решился. То ли уважение к ранним сединам Иветты Козьмодеевны (кстати, надежно закамуфлированным с помощью стойкой краски цвета «мандрагора») его остановило, то ли другая какая причина, бог весть. Свиная тема, однако, продолжала будоражить его возмущенный распущенностью «хозяйки офиса» и прочими неприятностями разум. Хлопнув по столу ладонью, он рявкнул:
– Взорвать! Взорвать как бешеных свиней!
После чего, тараща налившиеся дурной кровью очи попеременно на Иветту Козьмодеевну и Юрана Эдипянца, зашарил по столу – вероятно, в поисках динамита. Наткнулся на тарелку с колбасой и немедленно ее пожрал. Колбасу, конечно, а не тарелку. Затем одним духом хлестнул полтораста граммов очищенной и повторил хрипло и тяжело:
– Как бешеных свиней…
– Кого взорвать, ара? – заинтересованно спросил Эдипянц.
– Этих троих деятелей, которые нам повадились дорожку перебегать. Жандарма – раз, санитара – два и таможенника – три. Но сначала, конечно, Гендерного, урода. Стукача поганого!
– Убейте, убейте их, мужчины! – визгливо поддержала кровожадную идею окончательно захмелевшая Иветта Козьмодеевна. – А головы принесите мне. Я отдам их таксисту… таксид… си-де-ре-миссу… и он сделает мне модные чернильницы и пресс-папье. Из черепов! С позолотой! Со стразиками! Ах, какая это будет готика! Какой гламур!
Эдипянц и Пубертаткин внимательно посмотрели на нее и одновременно вздохнули. По выражению их лиц можно было легко догадаться, о чем компаньоны думают. «Совсем окосела наша хозяюшка». Или что-то в этом роде, но с более крепкими эпитетами.
– Ну ты силен, брат! – вдоволь насмотревшись на позор пьяненькой фемины, сказал Эдипянц. – Взорвать! Я что тебе, минер? Или ты сам сапер? Да и вообще, убийство не наш метод. Мы же типа цивилизованные люди, ара.