Прапорщик гордился собой. Верхом-то получалось значительно быстрее, нежели в пешем порядке. Другое дело, он не ездил на лошадях с детства и, конечно, отвык. Ноги онемели, спина заныла. А потом разболелись плечи.
Поэтому примерно через полтора часа неспешной езды Дубовых слез с гнедка и немного прошелся, ведя его под уздцы. Отдохнув, возобновил неторопливую скачку. Удалось расслабиться. Тело постепенно привыкало.
Хитрость ограниченного человека всегда ущербна. Прапорщику бы не грех задуматься: раз привязанный к дереву конь стоял хвостом к деревне, в которую вор столь самонадеянно поскакал, то, вполне вероятно, коня там могли узнать…
Палваныч въехал в деревню гордо, как маршал Жуков на Красную площадь. Однако принять парад было не у кого, разве что у гуляющих по дороге пестрых кур да индюков.
В первых нескольких дворах не было видно хозяев, зато на самой улице, у колодца, хлопотала женщина. Прапорщик подъехал ближе.
В корыте плавало замоченное белье. Сама крестьянка, стоя спиной к всаднику, вытягивала из колодца наполненное водой ведро. Дубовых сделал гениальный вывод: женщина стирала.
– Гражданочка! – окликнул ее Палваныч. – Вы моего сына не видели?
Крестьянка оглянулась, щурясь на солнце, маячившее за спиной прапорщика, и вдруг выпустила ведро из рук. Оно гулко загремело о стенки колодца.
– А где Гансль? – тревожно спросила женщина.
– Какой Гансль? – нахмурился Палваныч.
– Муж мой… Конь-то… наш… его конь… – растерянно заговорила крестьянка, показывая одной рукой на гнедка, а второй хватаясь за грудь. – Вот и седло… мы вместе… на рынке… в прошлом году…
Конь потянулся мордой к руке женщины, сделав пару шагов к колодцу.
Прапорщик натянул повод.
– А ты сам кто такой будешь? – пронзительно воскликнула женщина, заглядывая в лицо Дубовых.
– Ошиблась ты, – хрюкнул прапорщик, отворачивая гнедого от бдительной «гражданочки», и принялся лупить каблуками конские бока.
Гнедой поднялся на дыбы, чуть не сбросив с себя вора, заржал и галопом понес по деревне.
Крестьянка, побежав вслед, закричала:
– Люди! Разбойник! Держи разбойника!!! Мужа убил, коня забрал!!!..
Из домов высыпали мужики и бабы. Самые прыткие парни метнулись во дворы, к стойлам, вскочили на лошадей, бросились в погоню.
У прапорщика была минутная фора. Он вылетел из деревни и направил коня к роще, намереваясь там спрятаться. Обернувшись, Палваныч увидел шестерых всадников, следовавших за ним. Конокрад взгрел гнедка.
До рощи оставалось метров пятьсот, когда Дубовых стал различать крики и улюлюканье преследователей.
«Нагонят!» – понял вор.
– Черт бы вас побрал! – заорал Палваныч, неистово колотя пятками коня.
– Товарищ прапорщик! – услышал Дубовых знакомый писклявый голос за спиной. – Всех побрать я не смогу, многовато будет.
Конокрад скосил взгляд и увидел за спиной черта, а спустя мгновение почувствовал: рогатый обхватил его грудь, стараясь не свалиться с гнедка.
– Ты кто?! – задал Палваныч идиотский вопрос.
– Аршкопф, товарищ прапорщик! – радостно провизжал черт. – Для исполнения вашего задания прибыл!
Гнедой почуял нечистую силу и припустил еще быстрее.
«Проклятье, снова спятил в такой ответственный момент…» – сокрушенно подумал прапорщик.
– Ой-е! – затравленно взревел он, видя близость погони. – Как бы их остановить?
– Разрешите исполнять? – пискнул черт и, не дожидаясь ответа, соскочил с коня.
Проворно приземлившись на копыта, рогатый развернулся к преследователям. Расставил черные мохнатые руки. Заорал:
– Стоя-а-а-а-а-а-а-а-ать!!!
Лошади завращали шальными глазами, истошно заржали, остановились испуганно, сбрасывая седоков.
– Домо-о-о-ой марш!!! – закрепил успех черт.
И лошади помчались к деревне.
Сброшенные всадники поднимали головы, стараясь рассмотреть, кто же преградил им дорогу, но в поднятой конскими копытами пыли мелькнул рогатый силуэт да растворился, будто ничего и не было.
Прапорщик влетел на гнедке в рощу. Замелькали деревья. Ветки били в лицо Палваныча, царапая лоб и щеки, норовя выколоть глаза. Дубовых пригнулся, прижался к потной конской шее. Зашептал, успокаивая:
– Тише, тише, мальчик, чуть помедленнее… Умоляю…
Ни криков, ни топота копыт сзади не было.
Зато впереди возникла черная фигурка Аршкопфа.
– Задание выполнено, товарищ прапорщик! – отрапортовал на ультразвуке черт.
Его голос произвел мгновенное действие: конь встал как вкопанный.
Палваныч стартовал по идеальной гиперболической траектории, словно толстая плешивая ракета класса «седло – воздух». Аршкопф задрал голову, наблюдая величественный полет Мастера над презренным своим рабом…
Приземление было не столь помпезным, сколь полет. Дубовых брякнулся на живот, ударился коленями и локтями, охающим колобком покатился между деревьями, пока не обнял небольшой трухлявый пень.
– О-о-о… – только и сумел вымолвить Палваныч.
Черт подбежал к начальнику.
– Товарищ прапорщик, товарищ прапорщик… Мастер… Вам помочь?..
– У… ы… – застонал Дубовых. – Изыди!..
– Есть, товарищ прапорщик! Отбываю до дальнейших приказаний, – пискнул Аршкопф и исчез.
Палваныч погрузился в спасительное беспамятство.
Очнулся он часа через полтора, услышав треск веток под чьими-то ногами.
Мимо шли две девушки с лукошками.
– Ах! – воскликнули они, увидев прапорщика. – Милый человек! Знаем-знаем, твоя борода запуталась в пеньке, и тебе нужно помочь! А ты нам золота, золота насыплешь полные корзинки…
– А вот вам хрен в лукошко, не угадали! – зарычал Палваныч, вставая на четвереньки и демонстрируя не особо длинную щетину на щеках и подбородке. – Брысь отсюда!
Девушки взвизгнули и побежали прочь.
Прапорщик поднялся на ватные ноги. Шатаясь, побрел искать коня. Гнедой оказался неподалеку. Он запутался поводом в ветках и коротал время, объедая листву.
– Жрешь… – с укором проговорил Палваныч. – Что же ты меня, гад такой, скинул?
Рядом тек ручей. Прапорщик умылся, напился, дал воды коню.
Стал раздумывать, что делать дальше. Близилась ночь. В лесу спать не хотелось. Ехать до следующей деревни? Так ведь неизвестно, далеко ли она…
Дубовых отвязал от седла мешок. Достал еду, начал жевать, чавкая от удовольствия.