– Чучело ты нерусское, в смысле, ненемецкое! – крикнул Палваныч. – Что сказал-то?
– Х’чу хл’йту! – повторил монстр, страдая от невозможности преодолеть языковой барьер. – У! У!
– Чего?
Тролль размахнулся дубьем и шарахнул по тому месту, где только что был прапорщик. Он бы его расплющил, но в последнюю секунду Коля пожелал, чтобы Дубовых переместился ближе к Всезнайгелям.
Те воспользовались случаем и схватили Палваныча за руки.
Промазавший монстр обиделся на нечестную игру. Ударив себя кулаком в грудь, заревел.
Рев тролля, как всегда, имел оглушительный успех: люди затыкали уши и валились наземь. К счастью, тролль ограничился коротким, секунд на пятнадцать, рыком. Основные действующие лица драмы остались на ногах. Прапорщику скрутило живот, Тилль упал на колено, а из носа Страхолюдлих потекла кровь. Конные занялись усмирением испуганных лошадей.
– Черт бы тебя побрал, солдат!!! Отставить спектакль! – заорал Палваныч, глядя на неторопливо приближающегося тролля и полагая, что это подручный рядового.
– Наконец-то он вызвал своего беса! – облегченно выдохнула Хельга.
– А-а-а-а!!! – завопил за спиной Лавочкина Аршкопф, размахивая дымящимися руками. – Товарищ прапорщик, я не могу его побрать! Он жжется, как святой!!!
– Тогда сгинь с этим косорылым чудищем куда-нибудь поглубже, ядрен кретин!
Нечистый растворился в воздухе, а мгновением позже исчез и тролль.
– Хельгуша, – Палваныч грустно и любовно глядел на подругу. – Месть придется отложить. Я не имею права рисковать личным составом в невыгодном положении.
– Хорошо, Пауль. Я разочарована, но не побеждена. Мы отходим.
Коля кивнул Иоганну и Тиллю. Те отпустили прапорщика.
Колдуны и ведьмы темного ордена сняли оцепление, стали кучковаться в стороне.
Парень освободил Хельгу.
– Я в вашем распоряжении, товарищ прапорщик.
Дубовых зашагал к солдату. Уверенность в себе постепенно восстанавливалась до обычного уровня. И возросла стократ, когда Палваныч почувствовал, что говорит с дезертиром-самовольщиком на родном, русском языке!
– Ты как меня сюда закинул, Энштейна обрубок?!
– Никуда я вас не кидал!
– Ага, побазарь у меня… Следующий вопрос. Где знамя и оружие?
– Автомат здесь, – Коля снял мешок, потряс и повесил на плечо. Затем расстегнул камзол, показывая красное полотнище. – Вот знамя.
– Отлично. Рядовой Скамеев, вы арестованы. Приказываю вернуть мне знамя.
– Сдаться, конечно, сдаюсь, товарищ прапорщик, но знамя вы не получите ни в коем случае, – извиняющимся тоном проговорил парень. – И я Лавочкин, елки-ковырялки.
– Ах ты, Хейердала кусок! – заорал прапорщик, шагая к парню. – Сдал знамя, живо!
Солдат обеими руками прижал полотно к телу. Он боялся представить, чего может наворотить Палваныч с таким мощным артефактом.
Дубовых вцепился в полковую реликвию, пытаясь стянуть ее с Колиного торса. Солдат и прапорщик топтались, сопя, их заплечные мешки болтались на лямках. Автомат в Колином мешке больно долбил по ногам то солдата, то его командира.
– Отцепись! – крикнул парень.
– Сам отцепись! Вертай нас взад, на Родину, радиотехник беглый!
– Это не я!
– Так я тебе и поверил! Знамя отдай! – крикнул прапорщик и тут же получил ногой в голень. – Уй, е! Да иди ты к чертовой бабушке!
– Сам иди! – в тон огрызнулся Коля. – Домой страшно хочется, но как вспомнишь, что там такие вот Болванычи…
В этот миг они узрели за спинами друг друга раскрывающиеся воронки наподобие уже виденной Палванычем в Красном уголке. А потом воронки захлопнулись, оставив наблюдателям яркую вспышку.
Рядовой Николай Лавочкин, он же Николас Могучий, и прапорщик Павел Иванович Дубовых, он же Пауль Йоханович, Повелитель Тьмы, исчезли.
Вопреки прогнозам Тилля Всезнайгеля, конец света не наступил. Шарик не лопнул.
– Что они говорили? – спросил Иоганн.
– Наверняка древними заклятиями пулялись, – предположил Тилль. – А язык смешной, правда?
Хельга Страхолюдлих смахнула слезы со щек и скомандовала ордену дрожащим голосом:
– По метлам!
Колдуны и ведьмы покинули теплую компанию.
На поле появился всадник. Он скакал во весь опор, крича:
– Всем стоять, песье племя! Я – граф Шроттмахер! Не сметь обижать моего друга Николаса Могучего!!!..
Шпикунднюхель состроил гримасу. Ее смысл был понятен каждому: «Ну что за идиот! Он-то на кой тут нарисовался?!»
Восходящее солнце тронуло первыми лучами верхушки деревьев. Роса маленькими водяными бусинками покрывала листочки трав. Ветра не было.
На одну из заповедных полянок Зачарованного леса вышел невысокий смуглый человек с изумрудными глазами. В его черных волосах белела седая прядка. Одет он был в светло-зеленый походный костюм и мягкие туфли.
Мужчина прислушался к пению птиц, несколько раз оборачиваясь на особо громкие крики и надолго замирая. Затем чему-то кивнул и зашагал к пряничному домику, спрятавшемуся на границе зарослей кустарника и леса.
Остановившись в десяти шагах от домика, мужчина громко произнес:
– Эй, Гретель, ведьма старая, выползай!
Через полминуты дверь открылась и из съедобного жилища вышла Гретель. Она была в цветастом замызганном платье, фартуке и платке. Седые волосы заплетены в две короткие косы. Крючковатый нос брезгливо втягивал и тут же выдыхал свежий утренний воздух. Злые глазенки из-под полуприкрытых век придирчиво осматривали визитера.
– А, Всезнайгель, колдунишка юный, приперся, да? – проскрипела ведьма. – Ну и грубиян же ты! Сам на сороковник меня старше, а как обозвал?
– Я думал, после векового юбилея даже женщины перестают трепетно относиться к возрасту, – улыбнулся Тилль.
– Что-то в тебе изменилось… Глаза! Стали зеленые. А были другие.
– Были. Недавно пришлось вернуть часть своего… Ну, не важно. К делу.
– К какому такому делу? – засуетилась старуха. – Все дела в порядке…
– Молчи. Ты, карга, когда должна была воронку между мирами закрыть?
– Когда паренек на муравейнике окажется.
– А ты когда закрыла?
– Тогда и закрыла! – ведьма уперла руки в бока.
– Не лги мне, Гретель. Чревато, – тихо пригрозил Всезнайгель.
– Не лгу я… Пошутила… – старуха сдалась без боя. – Решила для верности еще одного дождаться.
– Брынза прокисшая! Для какой верности?! Рехнулась совсем? Твой второй тут такого наворотил, хоть в гроб ложись!