Коля встал из-за стола, подошел к Грюне и Кирхоффу.
– Простите, Филипп, но здесь наши пути расходятся. Мне пора к Всезнайгелю. Фрау Грюне, не составите ли вы мне компанию?
– Составлю, отчего не составить? – Хранительница лукаво улыбнулась.
– Постойте-ка! – воскликнул король дриттенкенихрайхской поп-музыки. – А как же я? И Ларс?
– Не вижу причин для беспокойства. Поселитесь тут. Лютнист будет зарабатывать вечерними концертами, вы, как и собирались, покорите местную сцену, – сказал рядовой.
– А деньги?
– Фрау Грюне наплакала достаточно жемчуга. Счастливо оставаться.
Рядовой взял девушку под руку и покинул трактир. Обернувшись на пороге, он заметил, что Дрюкерай взял в оборот отпевшего положенную песню Ларса. «Ну, теперь еще и музыканта заколеблет», – подумал Коля.
Выехав из постоялого двора, солдат и ведьма быстро добрались до высокого дома придворного мудреца.
Горело единственное окно. Значит, хозяина не было.
Коля помог Грюне слезть с саней. Позвонил.
Дверь отворил неизменно меланхоличный Хайнц.
– О барон! Рад вас видеть… И вашу спутницу тоже. Входите же, – приятным тенорком проговорил слуга Всезнайгеля.
После вечернего морозца воздух прихожей показался солдату и хранительнице обжигающим. Гости разделись, расселись в гостиной.
– Где же Тилль? – нетерпеливо спросил солдат.
– Он еженедельно присылает почтового голубя с одним и тем же письмом. «Я в Пикельбурге. Передай Николасу, он должен поторопиться. Молот Ведьм в опасности», – обстоятельно ответил слуга.
– Елки-ковырялки! – Лавочкин сжал кулаки. – Вечно он в курсе моих дел. И постоянно приказывает!
– Не думаю, что он приказывает, милый барон, – вступилась за Тилля Грюне. – Всезнайгель просто опускает ненужную вежливую болтовню.
– Тебе, может быть, ненужную, а мне было бы приятно, – огрызнулся рядовой.
– Не строй из себя ребенка, Николас. Если у него нет времени? Ты помнишь, откуда он писал? Из Пикельбурга. А там сейчас кто? Захватчики из Черного королевства. Самое время написать: «Будьте добры, не сочтите за труд, пожалуйста, поторопитесь, ваше баронство».
Солдат промолчал.
– Пожалуй, я заварю чаю, – сказал Хайнц и удалился на кухню.
– Я отлично знаю Тилля, – продолжила хранительница. – Он не раз бывал в замке ведьм, сверял свои действия с нашими. Он замечательный молодой человек, можешь мне поверить.
Коля невольно хмыкнул, ведь «замечательному молодому человеку» стукнуло сто пятьдесят два годика. Тут парень вспомнил, сколько лет самой Грюне, и ему стало еще смешнее.
– Мальчишка, – с напускным гневом произнесла ведьма.
Потом был чай, затем Хайнц расселил гостей по комнатам.
Лавочкин отлично выспался, а поутру пошел к королю Генриху. Монарх сильно удивился и велел впустить пропавшего барона.
Очутившись в королевской почивальне, Коля поразился роскоши, царившей вокруг. Глава Вальденрайха возлежал на атласных подушках с золотой вышивкой. Подушки были самыми дешевыми в спальне предметами.
– Ну, Николас, ты и хам! – без приветствий заявил Генрих.
– Почему?! – не понял солдат. – Что случилось?
– Вот, прочитай последний номер «Вечернего Стольноштадта».
Герольд поднес гостю ворох желтых листов.
Коля взял газету в руки. На первой полосе был крупный заголовок: «Скандалист Николас Могучий положит империю Дункельонкеля одной левой». Лавочкин стал читать статью.
Нам «посчастливилось» взять интервью у самого барона Николаса Могучего – так называемого героя, почему-то ставшего знаменем ополчения против Черного королевства. С прискорбием вынуждены признать, что настоящий Николас далек от того образа, с которым на устах умирают наши доблестные фронтовики. Хватит слов, читайте, что говорит сам так называемый герой:
– Я не беру в расчет серых людишек, этих пешек, которые только путаются под ногами у серьезных игроков. Они – пешки – всего лишь вопросительные фигуры, вечно хотящие знать не то, что нужно. Мы же – герои – фигуры восклицательные. Мы вершим судьбы этого мира, как бы ни заблуждалась пошлая безликая масса. Я сам положу Черное королевство на лопатки, а ты, газетчик, так и напиши в своей газетке – Николас Могучий победит врага!
Как видите, дорогие читатели, комментарии излишни.
Дрюкерай
– Какие доблестные фронтовики? – обескураженно спросил Коля.
– Неважно. – Монарх поморщился. – У меня и до этого были серьезные сомнения в твоей благонадежности, но интервью стало последней каплей. Пожалуй, я прикажу тебя арестовать.
– В чем вы меня обвиняете?
– Вот то-то и фокус! Не в чем тебя упрекнуть! Никаких доказательств, – сокрушенно ответил Генрих.
– Ваше величество, – отчеканил Лавочкин, – я, как никто на свете, хочу победить Дункельонкеля и его империю. Я пришел сказать вам, что вы сделали большую ошибку, отпустив от себя Тилля Всезнайгеля. Кроме того, мне жаль, что вы не дали войск королю Альбрехту. Остановить агрессора можно лишь сообща. Я был на его тайных заводах, чуть не погиб под колесами паровоза. Палваныч, то есть Пауль Повелитель Тьмы, сталкивался с самолетами, дрался с полчищами гомункулусов. Брат Тилля в плену. Дункельонкель сумел собрать небывалые силы. Каждого в отдельности он победит так же шутя, как взял Дробенланд.
– Да ты, я гляжу, восхищаешься нашим врагом? – тихо процедил монарх. – Дерзкий простолюдин, ты такой же глупец, как и циркач, которого ты назвал королем. Мы справлялись с Дункельонкелем раньше, совладаем и теперь. Бесфамиллюр нам поможет.
– Удачи вам, – бросил солдат и ушел.
Странно, его никто не пытался остановить. Наверное, капризный Генрих сообразил, что народного героя трогать нельзя.
А подленькая статейка Дрюкерая не нанесла образу Николаса Могучего никакого ущерба. Основная масса болельщиков барона не умела читать. Да и тираж у газетенки был невелик. Те же, кто прочел поклеп, быстро сообразили: вранье, абсолютно не вяжущееся с тем Николасом, которого все знали и любили.
Следующим же вечером редакция «Вечернего Стольноштадта» сгорела. Может быть, случайно. Кто знает?
А отважный барон и хранительница весь день летели на север. Негоже легендарному рыцарю на месте засиживаться.
Как рождаются легенды? Да по-разному. Кто-то стал свидетелем деяния, передал изустно товарищам, те разболтали дальше, и так до певцов, стихотворцев да прочих людей искусства. А уж они-то, решая свои мутные творческие задачи, обязательно изменят события до неузнаваемости. А ведь за спиной многих авторов еще и стояли сильные мира сего – осуществляли жесточайшую политическую редактуру. Где уж тут правду раскопать?