Наконец склон был покорен. Лавочкин выкатился на ровный затененный участок, ловя воздух ртом. И закашлялся. Из темноты вышли крестьяне, вооруженные кто рогатиной, кто вилами, да вояка с кривым мечом.
– Батюшки-светы! – протяжно воскликнул меченосец. – Братцы, это же гомункулус вражий. Бей его, ребятушки!
Палваныч и Хельга не стали пороть горячку. Где уж возвращаться за рядовым, если сами насилу ноги унесли. Ковер после посадки попросту развалился на куски.
Перебежчикам предстояло еще объясниться с защитниками границы.
Когда люди узнали, что перед ними Пауль Повелитель Тьмы, они предались ликованию. Весть о появлении прославленного героя в рядах обороняющихся пронеслась по всей границе подобно смерчу.
Прапорщик Дубовых растерялся. Он и не подозревал, что попал в легенды.
Хельга Страхолюдлих светилась достоинством. Слава Пауля была для нее чем-то самим собой разумеющимся.
Так и не вырвавшись от восторженных крестьян и солдат, Палваныч воззвал к бесу:
– Черт, ты где?
Люди отпрянули. Перед Повелителем Тьмы возник самый настоящий нечистый:
– Сержант Аршкопф по вашему при…
– Почему рога не по уставу? – оборвал рапорт Палваныч.
Бесенок закатил глаза и завертелся, стараясь рассмотреть, что там не так.
– Ладно, отставить. Шутка была, – сказал прапорщик, осклабившись. – Найди мне рядового Лавочкина. Если надо, окажи ему поддержку. И мухой сюда. Хочу знать, куда он и как.
Черт растворился, а материализовался в километре от Пауля.
Барону как раз приходилось несладко. Он отбивался от крестьян, крича, мол, он никакой не чурбан, а Николас Могучий.
– Не сметь трогать барона Николаса! – завизжал со всей мочи нечистый.
Вояки побросали от страха нехитрое оружие и расступились, прижимаясь друг к другу.
– Спасибо, Аршкопф, – проговорил Лавочкин, вытирая кровь с подбородка.
– Благодари товарища прапорщика, – проверещал черт. – Он тебя ждет.
Указав, куда идти, бесенок исчез.
К моменту, когда солдат доковылял до Палваныча, за тем уже прислал король Томас.
– Ух-е, рядовой, как тебя враги отмотыжили! – сказал Дубовых.
– Какие враги, Павел Иванович! – воскликнул парень. – Свои! За гомункулуса приняли.
– За кого? Гомункулуса? – переспросил прапорщик. – Ну, я бы не сказал, что ты того, ну, на этого самого извращенца походил.
– Гомункулусы, любовь моя, суть двойники барона Николаса, – пояснила Хельга.
– А! За сынка твоего икроножного приняли? Не будешь мясом раскидываться. Ладно, до свадьбы заживет. Кстати, шишка красивая. Марки «А во лбу звезда горит». Через пару дней отличные фингалы под глазами будут.
– Спасибо, товарищ прапорщик.
– Обращайся еще, – простецки ответил Дубовых. – А теперь не отставай, мы идем к королю Томасу.
Бесфамиллюр сидел в командирском шатре и размышлял. В основном его думы сводились к сожалению: дескать, он на днях отправил сотню человек на помощь Альбрехту. Теперь, когда вдоль многокилометровой границы развернулись силы противника, монарх понял: дорог каждый защитник.
Старый рубака чувствовал приближение часа штурма. Ладно, в таком случае очень кстати появились Николас и Пауль. После замечательной новости из Труппенплаца Томас поверил в их преданность делу борьбы против Дункельонкеля. «Мы еще поборемся, – пообещал себе монарх. – Ведь даже преступник Рамштайнт отдал ценный магический артефакт. Ай да Всезнайгель. Чем же он прижал висельника?..»
Снаружи донеслись голоса охраны и Повелителя Тьмы.
Король встал с покрытого плащом Барабана Власти, вышел в ночь.
– Здравствуйте, ваше величество, – поприветствовал Бесфамиллюра барон Николас и закашлялся.
– И вы не болейте. – Томас втянул кривым носом холодный воздух. – Заходите, рад вам.
Пока Коля Лавочкин, прапорщик Дубовых и графиня Страхолюдлих рассаживались на лавках, монарх распорядился подать горячий ужин.
По настоятельной просьбе короля гости рассказали обо всем, что пережили с момента заключения тройственного союза. Когда солдат обрисовал ситуацию с Молотом Ведьм, Бесфамиллюр с досады хлопнул себя по колену:
– Как же вы нужны тут, барон! Именно в эти дни!
– Ваше величество, я до сих пор не восстановил магические силы. От меня не будет пользы, – возразил парень.
– Одно ваше имя много значит для народа, Николас.
– Сегодня я убедилась, ваше величество, что люди знают и верят в Пауля Повелителя Тьмы, – торжественно изрекла Хельга Страхолюдлих. – Я стояла по правую руку Пауля, когда его приветствовало ваше войско. А барона нынче приняли за гомункулуса и, как видите, побили. Если бы Повелитель Тьмы не призвал беса, вероятно, Николас не сидел бы сейчас с нами…
– Но вы улетите все, не так ли?
– Не так, – сказал Лавочкин. – Пауль останется. Если графиня согласится помочь мне добраться до замка, я буду ей признателен.
– Конечно, я отвезу вас, барон, – промолвила Страхолюдлих. – Думаю, мы расстанемся раньше. Ваша хранительница наверняка уже мчится вам навстречу.
– Не хочется тебя отпускать, Хельгуша, – прапорщик вздохнул, – да ведь, кроме тебя, я никому не доверю рядового! Тебе отдохнуть бы.
– Я закончила трапезу, спасибо, ваше величество. – Графиня с достоинством склонила голову. – Нет ли у вас местечка, где я могла бы поспать?
Король приказал проводить гостью.
– Что ж, господа, – сказал он. – Раз уж мы остались втроем в мужской компании, то не откушать ли нам эля из моих запасов?
– Не пьянства ради, а для веселья, – соврал Палваныч.
Коля решил: немного хмеля не повредит.
Выпили. Действительно повеселели.
– А нету ли у вас чего для досуга? – поинтересовался Дубовых.
– Почему нет? Есть, – гордо проговорил Томас. – Музыка с танцами у нас не в почете. Сейчас стало модным приглашать мудрецов или разных ученых. Развлечение должно не только развеивать, но и приносить пользу. Я даже на войну прихватил парочку многознатцев.
– Звучит подозрительно, но любопытно, – постановил прапорщик.
По мнению Лавочкина, звучало не просто подозрительно, а стремно, но с командиром не поспоришь.
Бесфамиллюр велел позвать мудреца.
Привели щуплого зажатого человечка, постоянно шевелящего губами и хмурящего брови. Говорил он очень тихо – так, что приходилось прислушиваться.
– Мое имя Зигмунд. Я толкователь снов и знамений, известный в узких просвещенных кругах, – представился он.
– И чем вы отличаетесь от базарных прорицателей, уважаемый? – спросил Коля.