Проморгавшись, Палваныч и Коля увидели, что находятся в самой гуще сражения.
О, это был не потешный бой, какие устраивают клубы реконструкции военных доспехов, а реальная сеча, в которой встретились две армии. Кавалерия, пехота, лучники… Кровавая толчея, падающие под копыта лошадей воины… И посреди – два безоружных пришельца.
На Палваныча во весь опор несся конь, всадник-меченосец оскалился в безумной ярости. Коля вцепился в плечо прапорщика и проорал пожелание полковому знамени:
– Прочь отсюда!
Волшебная реликвия снова работала.
Но…
За миг до исчезновения с поля боя парень почувствовал резкую боль в боку.
Лавочкин все еще держался за Дубовых. Они очутились в маленьком овражке. Вокруг был лес. Издалека доносился шум битвы.
Было утро. Прохлада щекотала кожу. Обильная роса попадала с травы на туфли и брючины, оставляя мокрые пятна.
– Никак не привыкну к этим перемещательным фокусам, – пробормотал прапорщик.
Солдат выронил мешок и схватился за бок.
В нем торчала длинная стрела.
Парень разжал ослабевшие пальцы, выпуская плечо Палваныча, и рухнул наземь.
– Рядовой Лавочкин… Рядовой Лавочкин…
Автомат на плече, парадная форма… Коля стоял в полковом Красном уголке – комнате, где начались его приключения. На стенах висели привычные плакаты и стенды, рассказывающие об истории части. За окном бушевала ночная вьюга.
Парень обернулся. Сзади, под плексигласовым колпаком, покоилось знамя.
Пост Номер Один…
Солдата посетила предсказуемая, но логичная мысль: «Неужели приключения и чертова бабушка мне приснились?»
Распахнулась форточка, в комнату ворвался колючий снежный ветер. Порыв хлестнул Колю по щеке.
– Рядовой Лавочкин… – снова позвал еле слышный голос.
Закрыв форточку, хмурящийся парень вернулся на пост.
– Рядовой…
– Кто здесь? – солдат наконец осознал, что к нему обращаются.
– А ты как думаешь? Я это. Знамя N-ского ракетного полка.
– Ты?!
– Ладно, брось изумляться. У нас мало времени. Не уберег ты меня, рядовой Лавочкин. Продырявили нас с тобой. Даже не знаю, кому хуже эта стрела сделала: у тебя-то одна рана, а во мне, в несколько раз свернутом… Постарайся впредь не давать меня в обиду. Ты все хорошо делал до сегодняшнего дня, и, признай, я тебе подсобляло самым идеальным образом… Хм, было весьма интересно! Помню, как только в этот мир попало, из соображений юмора сразу патрон тебе наколдовало, дескать, пора стреляться. Потом, правда, с тобой веселее стало. На лютне неплохо у нас получалось играть…
– Слушай, хватит воспоминаний, а? Мы домой попадем? Ты мне поможешь?
– Будь оптимистом! Я, к примеру, верю, мы обязательно вернемся домой, но должно тебя огорчить: рана уменьшила мои силы.
– Почему?
– Неглупый вроде парень, а вопросы задаешь глупые… Если в тебе дырку проделать, у тебя сил прибавится? Вот и у меня тоже нет. Пожалуй, перенос в пространстве, позволивший вам с прапорщиком покинуть сражение, был последним. Теперь придется тебе топать ножками.
– А летать смогу?
– Очень недолго. Видишь ли, нарушение целостности лишило меня главного преимущества. Раньше я действовало «без подзарядки», сколь угодно долго. Теперь же мне необходимо отдыхать, как и любому магическому предмету мира, в который мы попали. И, кажется, я слегка… приболело. Так что не сильно на меня полагайся, рядовой.
– Вот жалость-то, – проговорил Коля.
– Следует отметить хитрость старой бестии, закинувшей нас в самую гущу боя. Я знаю, это не случайность… Никогда не верь чертям, парнишка.
– А восстановить, ну, залечить тебя никак?..
– Теоретически возможно. Практически – не знаю. А вот тебя я вылечу, но потрачу много энергии и буду долго заряжаться.
– Вот ведь засада! – Солдат ударил кулаком по ладони.
– Хватит сокрушаться! – Голос знамени стал жесток. – Ты неплохой человек, только чересчур уж склонный к панике. А! Вот еще что ты должен обязательно выполнить: не передавай меня никому, тем более своему спутнику. У него рыло в пушку.
Постовой улыбнулся. Полковая реликвия и та сравнивала Палваныча с кабаном.
– Моя магия – это отдание долга вам, людям. Тысячи солдат отдавали мне честь. А сколько вас несло круглосуточный караул! За уважение нужно платить. А значит, и хранить меня должен не ворюга какой-нибудь. Вот так-то, рядовой Лавочкин…
– …Рядовой Лавочкин! – орал прапорщик Дубовых, хлеща парня по бледным щекам. – Подъем, Хейердалов сын!
Коля разлепил веки и ощутил себя лежащим в овраге. Над солдатом склонился сопящий Палваныч.
– Ох, е! – выдохнул прапорщик. – Ну, ты меня испугал, салага.
Дубовых поводил перед Колиным носом стрелой.
– Думал, тебя проткнуло. А она возьми да и выпади из тебя. Будто выдавило. Правда, в знамени дырка осталась… Но твоей кровищи вроде нету.
Парень взялся за бок. Внутри неприятно зудело.
– Вставай уже, – Палваныч отошел в сторону. – Нечего разлеживаться. Устроил себе санаторий-профилакторий, меня напугал.
– Сейчас, – прошептал солдат.
– Эй, молокосос! – прикрикнул прапорщик. – Это приказ. Подъем, твою дивизию!
Коля медленно поднялся на ноги. Скинул камзол, размотал знамя.
На боку краснел и пульсировал свежий маленький рубец.
Дубовых присвистнул:
– Да на тебе все как на собаке зарастает!
Лавочкин переключил внимание на красное полотнище. Да, шесть маленьких отверстий… «Не уберег ты меня».
– Спасибо, – шепнул Коля.
– Не за что, – буркнул Палваныч.
Аккуратно свернув знамя, солдат снова обмотал его вокруг торса, надел камзол. Зашатался.
– Можно сесть, товарищ прапорщик?
Дубовых кивнул, пристально глядя в белое лицо парня.
– Сядешь. Ты у меня обязательно сядешь, – ворчливо пообещал Палваныч. – За самовольное оставление расположения части с личным оружием и полковым знаменем.
Откинувшись на поросшую травой стенку оврага, Лавочкин почувствовал себя лучше.
– Товарищ прапорщик, думаете, я сам сюда провалился? А вы как тут очутились? По заданию центра?
– Ты что, рядовой, меня в шпионаже подозреваешь?! – взревел Дубовых, трепеща широкими ноздрями. – Сам, скотобаза такая, продался! Слышал я твою бойкую немецкую речь, продажное рыло!