– На старт, внимание, марш, Колян, – скомандовал себе рядовой.
Подскочил к столу. Выдвинул его так, чтобы протиснуться между ним и синей стеной. Произнес заклинание, вполз в фиолетовый квадрат.
Солдата обдало знакомым холодом. Выходя из стены, Коля будто прорывал пленку крутого киселя. Наконец она лопнула, и он замер, стоя на четвереньках в небольшой каморке, освещенной шарообразным магическим светильником.
Никого.
– Так, без суеты, – прошептал Лавочкин.
Оглянулся на синюю стену. Приметил точку выхода на случай возвращения: не хватало еще наткнуться на маскировочный каменный слой в пещере Страхенцверга.
Поднялся на ноги.
Каморка. Глухая. Подвальная. Пара запыленных щитов на стенах. Большой сундук напротив синей стены. Сбоку – кованая дверь. Коля прокрался к ней. Толкнул. Потянул. Заперто.
– И хорошо, и плохо, – процедил сквозь стиснутые от нервного напряжения зубы солдат. – Ладно, теперь сундук… Отлично, не заперто.
Там лежал старый, видавший виды, барабан.
Лавочкин аккуратно достал его из сундука. Поставил на пол. Поднес руку к рабочей поверхности. И услышал, нет, почувствовал бесконечный звук «м-м-м-м-м-м…», словно длящийся после удара: «Бам-м-м-м-м-м-м-м…»
– Вот, значит, ты какой, Барабан Власти… – проговорил Коля. – Что же мне с тобой делать?
Тащить в тюрьму нельзя. Это, считай, просто отдать его Белоснежке. Да и не влезет он в отверстие метр на метр.
Всякий раз, когда Коля оказывался в критической ситуации, он вспоминал про фею. Сдерживался, не загадывал единственного желания, понимая: в будущем оно может стать последним козырем. Сейчас, похоже, наступил тот самый момент, когда услуга феи позволила бы Лавочкину отыграться. Но что загадать?
Открыть дверь. А вдруг за ней?.. Лавочкин представил картину: он с барабаном в охапке вываливается в разбойничье логово или, еще хуже, в Черное королевство.
Куда-нибудь перенестись. Куда же? К Тиллю? А если его нет дома?
Заказать появление самого Всезнайгеля прямо здесь? Он может быть слишком занят. Ну, допустим, вызвал. Тилль, конечно, колдун, только что за дверью? Вдруг там пять колдунов? А тащить Всезнайгеля с собой в незавершенный зал, дабы он навел шороху в пещере Страхенцверга, не представлялось разумным. И уж если размышлять не по-детски, то, скорее всего, колдун сейчас обязан быть именно там, где находится. Тилль намекал на это в записке.
– А почему бы не рискнуть и не отправиться к Рамштайнту? – спросил себя парень.
В этом что-то было.
– Офелия, о нимфа!.. – продекламировал заклинание солдат, обнимая Барабан. – Хочу оказаться в кабинете Рамштайнта!
В Колином носу засвербело. Лавочкин вспомнил шутливый щелчок феи и смачно чихнул, ударяя лбом в Барабан Власти.
Бухнуло, как из гаубицы. Пол под ногами заходил ходуном. Сверху посыпался песок, затрещали стены…
Солдат очутился в кабинете дриттенкенихрайхского короля преступности. Магия феи работала!
Хозяин кабинета сидел и изощренно чревоугодничал. Количество блюд, нагроможденных на столик, не поддавалось подсчету. Рамштайнт, ни на секунду не задумываясь, запускал золотую вилочку в разные лакомства и метал кусочки в свою безразмерную пасть. Жмурился от удовольствия, запивал вином, налитым в фужер-переросток.
Коля проглотил слюну.
– Вот ваш артефакт.
Рамштайнт вздрогнул, повернул удивленное мусорноцветное лицо к Лавочкину.
Тот аккуратно поставил Барабан Власти на мягкий ковер.
– Вы только не стучите в него без нужды. Я нечаянно долбанул, и, боюсь, хранилище, где он был спрятан, обрушилось.
– Салют, Николас, рад вас видеть. – Рамштайнт расплылся в широченной улыбке, тряхнув обвислыми щеками. – И где моя охрана?! Спит, что ли? А вы все-таки отхватили вещицу… Разделим трапезу?
– Нет, спасибо, я недавно поел.
– Ну и чего тут страшного? Я тоже. Нет, юноша, мне вашего поколения не понять. Знаете, у меня была тяжелая юность: я постоянно недоедал и недосыпал. Поэтому сейчас в моей жизни две радости – переесть и переспать.
Король преступности подмигнул, тщательно вытер руки полотенцем, потом прошел к окну и повторил гигиеническую процедуру с помощью батистовой шторы. Приблизился к Барабану.
– Замечательно… Вот он, мегафетиш славного Зингершухера! Великолепно…
Рамштайнт положил ладонь на кожу Барабана. Проникся не проходящим отзвуком-м-м-м-м… Слегка тюкнул указательным пальцем.
«Бум!» – выстрелил артефакт.
Посуда, находящаяся в кабинете, лопнула, а оконные стекла вылетели с жалобным звоном.
– Мощь! – ликующе воскликнул Рамштайнт.
Глаза его блестели, как две золотые монеты.
Лавочкин сморщился от боли, пронзившей уши.
– Чуете, барон, величие этой вещи? Все вдребезги, вы оглохли, а мне – хоть бы что! Стучащий получает все!
– Я забираю знамя. – Солдат показал в угол, где висела полковая реликвия.
– Конечно-конечно, договор есть договор. К чему мне недействующая тряпка, когда тут такое…
В кабинет вбежали громилы-охранники.
– А, опомнились, – хохотнул Рамштайнт, тряся щеками, и еще раз легонько стукнул по Барабану.
Бугаи схватились за головы. Коля аж присел: в перепонки словно иголки воткнулись.
– Проворонили посетителя, будете наказаны, – по-отечески сказал король криминала, занося палец для третьего щелчка.
Лавочкин, не в силах терпеть мучительную боль, метнулся к знамени, ухватился за полотно и пожелал оказаться там, откуда сюда попал.
– Бум! – бабахнул Барабан.
Парень успел вспомнить, что поврежденное знамя не способно перенести его в пространстве, и отключился.
Он был без сознания всего мгновение, за которое услышал знакомый чистый голос знамени:
– Рядовой, взбодрись! Я почти вернуло силу!..
Шум, громкий давящий шум.
Коля открыл глаза. Каморка с дверью, сундуком и синей стеной. Не рухнула, устояла… Но главное…
Знамя работало!
– У-у-ух… – Солдат застонал, трогая уши пальцами.
Что-то липкое, сырое… кровь.
Лечиться.
Лавочкин нащупал знамя, пожелал исцеления.
Шум исчез, голова просветлела. Коля вытер уши и щеки. Встал на ноги. Энергия переполняла его, хоть взлетай.
– Вот теперь вы у меня попляшете, – пообещал солдат всем подряд, аккуратно обернул торс знаменем и пролез через синюю стену обратно в пещеру Страхенцверга.
Вход в незавершенный зал охраняли два стражника из свиты Белоснежки – бесстрастные люди в черных одеждах. В отсутствие хозяйки это были нормальные мужики – общительные, живые и вполне похожие на простых людей. Только сволочи.