— Придурок!
— Сам такой!
— Может, заткнётесь? — прошипела Анату.
Достав из наколенного кармана нашу наличность, я отсчитал пять тысяч долларов и, встав со скамейки, подошёл к Гураму.
— Держи, — протягивая ему деньги, сказал я.
— Я не возьму! — отскакивая от меня, сказал он.
— Это за твоё гостеприимство.
— Моё гостеприимство — это моя дань хорошим людям, и не более того.
— С чего ты взял, что мы хорошие люди?
— Если вы не туристы, а вы не туристы, значит вы — хорошие люди; другим в нашей стране делать нечего. Иначе вы были бы с оружием в руках, или приехали бы на больших чёрных машинах с московскими номерами.
— Не любишь русских?
— Я не люблю тех, кто зарабатывает на боли моего народа, скупая по дешевке разрушенные отели, землю и дома.
— Возьми деньги, Гурам, я нанимаю тебя на работу. Мне будет нужен проводник, знающий эти места.
— Таких денег у нас проводникам не платят.
— Не знаю, как у вас, а у нас в Америке такие расценки. Та к что бери, а не то хороший человек обидится. Да и притом, не такой уж я и хороший, у меня есть пистолет, — показывая на оружие, которое мне дал Морелли, сказал я.
— Умеешь ты уговаривать, — широко улыбнулся Гурам, забирая деньги.
— Я знаю.
Похлопав меня по плечу, он сел за стол. Я последовал его примеру, тем более что жена абхаза уже принесла шампуры с аппетитно дымящимся на них мясом. Увидев в руках мужа пачку наличности, она искренне улыбнулась и кажется по-настоящему прониклась к нам симпатией. Их маленький сын сидел у Хата на коленях, в его шлеме, и дико хохотал.
«Наш юный бог ладит с детьми, — заметил про себя я. — И это добрый знак. Видимо, не так уж он и плох».
Мы приступили к трапезе. Теперь я точно стану фанатом кавказской кухни; никогда в жизни не ел ничего более вкусного. Хотя наши именитые американские диетологи, увидев ту несочетаемость продуктов, из которых были приготовлены эти блюда, наверняка взвыли бы в голос. Мне очень понравился пирог с сыром, который хозяева называли то «нарта», то «хачапурь», а также фасоль в остром соусе под названием «лобио». Пища была острой, соленой, но очень вкусной. Пили мы домашнее вино, по сравнению с которым то, что я дегустировал из лучших погребов Франции, платя по тысячу долларов за бутылку, показалось бы дешевым виноградным сиропом.
Наевшись от пуза, я поблагодарил хозяйку за прекрасный ужин и, взяв за руку разомлевшую от еды Анату, пошёл на выделенный нам сеновал. То , чем мы с ней занимались этой ночью, читайте в следующем номере журнала «Плейбой» в рубрике «Лучшие ночи наших читателей».
Утро встретило меня большими зелёными мухами. Сидя на всех открытых участках моего тела, они творили свои гнусные мушиные дела, а так как наши с Анату спецкостюмы аккуратно валялись по всему сеновалу, открытых участков моего тела было предостаточно. Раздавив на себе десяток насекомых, я, брезгливо морщась, пошел мыться, забыв надеть спецкостюм, чем несказанно порадовал маленького Анзора, который, сидя на дереве, стал кидать в меня яблоками.
— Ух, я тебе! — помахав пальцем, прикрикнул я.
— Дядя голожопый! — радостно закричал тот. Быстро смыв с себя трупы мух, я забрался в спецкостюм.
Анату уже проснулась и теперь, сонно хлопая глазами, осматривалась вокруг себя.
— Что ты сделал со мной этой ночью? — встав на ноги, спросила она. — Я еле хожу.
— Такая у нас мужчин серьезная работа... — грустно сказал я.
— Ты первый, после кого я чувствую себя инвалидом.
— Комплимент принимается. Одевайся, а то тебя увидит Анзор и его половое созревание наступит лет на десять раньше.
— То же мне, проблема, — хмыкнула Анату. — Главное, что созреет.
— И это мне говорит вершительница высокой морали! Богиня, чёрт побери!
— Я хочу спать, — капризно надувая губки, сказала она.
— Цыц! — прикрикнул я. — А то ведёшь себя как какая-то человеческая женщина.
— Я и есть женщина, — обижено сказала она, — ну, допустим, не совсем человеческая… Уже и покапризничать нельзя!
— Можно, но не нужно. У нас в мире, между прочим, военное положение, а значит, женщины должны быть собранными и боевыми.
— Иди ты в задницу! — совсем уж по-человечески сказала Анату.
— Мне кажется, мы уже там, — обводя руками окружающую нас местность, сказал я.
Хмуря чудные брови, Анату медленно и эротично натянула на себя спецкостюм, скрыв свои роскошные прелести в сверхсовременной резиновой оболочке.
Пройдя к колодцу, мы умылись и напились. Слегка пошатываясь, из дома вышел Оултер и подошел к нам.
— С моим носом что-то случилось, — плаксиво сказал он.
— Ого! — удивленно вскрикнула Анату.
— Нос у Хата стал больше, чем у Гурама, а у того он был размером с плавник акулы.
— Наверное, местные жители по ночам занимаются пластической хирургией, делая из наиболее понравившихся им пришельцев местных жителей, — заметил я.
— Эти местные жители — комары, — услышал я сзади голос Гурама, — доброе утро! Ну что, надумали идти?
— Куда идти? — удивился я.
— Вы сюда приехали мир спасать, или хачапури есть? — в свою очередь удивился Гурам.
— Я уж даже и не знаю…
— Нам нужно к дольмену Годлик, — сказала Анату.
— Не знаю такого, — ответил абхаз.
— А что такое дольмен? — удивился я.
— Куски камушков, сложенные один на другой, — ответил Гурам, — есть у нас неподалеку такой, минут пятнадцать до него идти.
— Что за страна? — удивился я. — Дольмены какие-то повсюду разбросаны…
— Отведите нас туда! — заинтересованно сказала Анату.
Минут пятнадцать по-абхазски — это полчаса в гору через густой колючий кустарник по-американски.
— Куски камушков?! — заявил я, разглядывая огромные гранитные плиты, весом не меньше ста тонн каждая, сложенные одна на другую.
— А что, разве нет? — удивился Гурам.
— Хорошие камушки у вас тут на Кавказе! Что это за хрень такая? — спросил я у Анату. — Очередная антенна?
— Нет, — быстро ответила та, — Хат, посмотри, мне кажется, что он закрыт.
— Так и есть. Что ж, придется искать дольмен у Годлика. Судя по письменам в Перу, он должен функционировать.
— О чём они говорят? — недоумевающее пнув меня в плечо, спросил Гурам.
— Блин, хотел бы я сам знать.
Подойдя к внушительному строению, я погладил нагретую на солнце поверхность валуна, служащего стенкой, и, ведя рукой по теплой поверхности, медленно двинулся вперёд. Не сделав и пяти шагов, я почувствовал, как моя рука провалилась внутрь. Отскочив, я уставился на аккуратное круглое отверстие в стене.