– Да все то же. Творцы и творения не одно и то же. Мухи отдельно, котлеты отдельно.
– С точки зрения ребенка безусловно.
– Дим Юрич, а вторая часть с таким вот интересным жизнеописанием откуда? Прям к семинару по судебной психиатрии? Мы серые валенки, нам классика не знакома, так что хотелось бы просветиться.
– Дык, это ж образчик творчества известного юмориста.
– Главный, порадовал с Хармсом, респект.
– Да я-то че? Это сам Хармс,
– Н-да. Взяли один (прописью – один) рассказ очень неоднозначного автора, причем, похоже, специально взяли такой рассказ, который однозначно вызовет негативную реакцию у неподготовленного читателя – и на этом основании одним махом осудили и автора, и все его творчество. Стыдно! Я даже не буду упоминать об истинном смысле этого рассказа.
– Возьми другой рассказ, кто тебе мешает? Пусть для тебя этот автор станет еще более неоднозначным. Ну, если не способен отличить констатацию факта от осуждения.
– Дмитрий Юрьевич, при всем уважении – Ваше отношение к некоторым талантливым писателям (если конкретно, то я имею в виду Ваши пассажи в сторону Б. Стругацкого некоторое время назад) мне попросту непонятно.
– Да я вроде как не тяну Б. Стругацкого за язык и не заставляю нести ахинею. Это к нему надо обращаться, а не ко мне.
– Я хотел сказать, что нужно терпимее относиться к тому, что лично вам непонятно или неприятно.
– Относись, кто тебе мешает? Только на кой… ты лезешь сюда с нетерпимостью к чужим мнениям и с потугами поучать – не совсем понятно, терпимый ты наш.
– Возможно, мне это только показалось. Но мне показалось, что некоторые анти-хармсовские высказывания в комментариях явственно попахивают чем-то коричневым. И это «что-то коричневое» отнюдь не банальное дерьмо. Терпимость на это у меня не распространяется. Так как угрожает мне и моим близким.
– Возможно, для тебя это будет открытием, но у окружающих в терпимости есть предел. Например, большинство граждан не терпят идиотов, дегенератов, извращенцев, умалишенных и просто дураков. Вонь свою перенеси в какое-нибудь другое место, где есть терпимость к вони.
– Вчера Хармс – гений…
– Это для кого?
– Сегодня некто Пучков комментирует нам абсурдистский рассказ со своих позиций…
– А некий пассажир, сильно опасающийся указания ФИО, строчит разоблачения.
– Мы киваем гривой – Хармс плохой. А что будет через 10 лет?
– С вами, с дураками, все будет ровно так же, как и всегда: будете повторять то, что вам скажут авторитетные граждане.
– Если бы шизофрения была причиной, тогда бы у нас всех шизофреников печатали. Однако же одних шизов печатают, других – нет. Значит, есть взаимосвязь.
– Сколько тебе лет, сынок?
– Неожиданно яростное обсуждение получилось, малолетние д…бы на Хармса слетелись, как мухи на кучу говна. Даже не ожидал. Думал, что такая феерия может случиться лишь при упоминании дорогого Бориса Натановича.
– Это ж священные коровы, не моги.
– Ты, дядь, на меня не злись, я ведь не разоблачения пишу, сам же видишь. И никого не обзываю.
– Дорогой друг. Если ты видишь в буковках злость – обратись в то же учреждение, в которое этапировали Хармса.
– Мы тут все умные – не поймем, правда, кто умнее.
– Насчет «всех», дорогой друг, ты сильно заблуждаешься. Умных – мало.
– Ты просто старше, а я – моложе…
– В четырнадцать лет всегда так кажется.
– Отсюда – конфликт мнений.
– Он только у тебя в голове, сынок.
– Что тебе с того, что я не указал ФИО?
– Мне – ровным счетом ничего. Это тебе – чего.
– Тут же форум, главная цель – мнениями обменяться. Или ты всех периодически пробиваешь по базе МГТС за 2000 год?
– Ты не болен?
– А ты вот авторитетный гражданин, дядь?
– Естественно. Это мой сайт, и мне не нравится присутствие на нем малолетних д…бов.
– Мне тебя надо слушать? Чего ты мне посоветуешь как старший?
– Ничего не посоветую, я тебя не знаю. У тебя родители есть для советов.
08.05.08
Ровно десять лет тому назад рабочий Пантелей Грымзин получил от своего подлого гнусного хозяина кровопийцы поденную плату за 9 часов работы – всего два с полтиной!!! «Ну, что я с этой дрянью сделаю?… – горько подумал Пантелей, разглядывая на ладони два серебряных рубля и полтину медью… – И жрать хочется, и выпить охота, и подметки к сапогам нужно подбросить, старые- одна, вишь, дыра… Эх, ты жизнь наша раскаторжная!» Зашел к знакомому сапожнику: тот содрал полтора рубля за пару подметок.
– Есть ли на тебе крест-то? – саркастически осведомился Пантелей.
Крест, к удивлению ограбленного Пантелея, оказался на своем месте, под блузой, на волосатой груди сапожника. «Ну, вот остался у меня рупь-целковый, – со вздохом подумал Пантелей. – А что на него сделаешь? Эх!…» Пошел и купил на целковый этот полфунта ветчины, коробочку шпрот, булку французскую, полбутылки водки, бутылку пива и десяток папирос – так разошелся, что от всех капиталов только четыре копейки и осталось. И когда уселся бедняга Пантелей за свой убогий ужин – так ему тяжко сделалось, так обидно, что чуть не заплакал.
– За что же, за что… – шептали его дрожащие губы. – Почему богачи и эксплуататоры пьют шампанское, ликеры, едят рябчиков и ананасы, а я, кроме простой очищенной, да консервов, да ветчины – света Божьего не вижу… О, если бы только мы, рабочий класс, завоевали себе свободу!… То-то мы бы пожили по-человечески!…
Однажды, весной 1920 года, рабочий Пантелей Грымзин получил свою поденную плату за вторник: всего 2700 рублей. «Что ж я с ними сделаю, – горько подумал Пантелей, шевеля на ладони разноцветные бумажки. – И подметки к сапогам нужно подбросить, и жрать, и выпить чего-нибудь – смерть хочется!» Зашел Пантелей к сапожнику, сторговался за две тысячи триста и вышел на улицу с четырьмя сиротливыми сторублевками. Купил фунт полубелого хлеба, бутылку ситро, осталось 14 целковых… Приценился к десятку папирос, плюнул и отошел. Дома нарезал хлеба, откупорил ситро, уселся за стол ужинать… и так горько ему сделалось, что чуть не заплакал.
– Почему же, – шептали его дрожащие губы, – почему богачам все, а нам ничего… Почему богач ест нежную розовую ветчину, объедается шпротами и белыми булками, заливает себе горло настоящей водкой, пенистым пивом, курит папиросы, а я, как пес какой, должен жевать черствый хлеб и тянуть Тошнотворное пойло на сахарине!… Почему одним все, другим – ничего?…