Интересно, куда попадет он теперь?..
Частью какой истории ему предстоит стать?..
Снова промелькнуть, и оставив едва заметный след, нестись сквозь пустоту дальше?..
Появились ли обитатели в городе джинов?..
Что сталось с кланами обиженных невест?..
Вернет ли брат мамино ожерелье Рябинке?..
Справилась ли Вахуна со спасением Панта со племянники?..
Интересно было бы узнать…
И Иван шагнул в мечущую на солнце искры воду.
* * *
— Помогите!.. Помогите!.. Помогите!..
Потеряв всякую надежду развязаться самому и в конец выведенный из себя видом двух скрюченных трупов своих недавних мучителей, Виктор решил попробовать позвать на помощь.
Вообще-то, памятуя слова магов о коконе молчания, или сфере тишины, или как они там его называли, он не очень-то рассчитывал, что его вопли кто-нибудь услышит, и поэтому топот множества ног по коридору и ворвавшиеся в комнату хозяин и прислуга с разнообразной кухонной и хозяйственной утварью различной степени тяжести явились для него приятным сюрпризом.
— Помогите!.. — еще раз повторил он, и для пущей убедительности безуспешно поизвивался на полу и пожал плечами. — Развяжите меня!..
Но Толстый Мансур почему-то не торопился.
— Что эти двое делают у тебя в комнате? Вы знакомы? — подозрительно прищурился он и взял лопату наизготовку.
— Нет! Что вы, уважаемый хозяин!.. Я впервые их вижу!.. Как только я вошел в эту комнату и закрыл за собой дверь, они ворвались в нее, связали меня, и стали пытать!..
— А где кровь?
— Я имею в виду, допытываться, где их кувшин!..
— Так вы все-таки встречались раньше! — с торжеством императора, раскрывающего заговор против своей персоны, воскликнул Мансур.
— Нет, нет!.. Что вы!.. Не приведи Сулейман!.. Я впервые увидел их, когда они на меня набросились!
— Ну, хорошо. А зачем тогда ты их убил?
— Я не убивал их! Они сами вернулись в мою комнату и умерли. Они отравились, я полагаю. Они хотели отравить моего друга Сергия Путешественника, а вместо этого отравились сами!..
— Они идиоты, да?.. Или ты нас принимаешь за идиотов? — яростно подбоченился хозяин. — Где ты видел черных колдунов, которые даже человека отравить не могут по-человечески, а? Признавайся, кто их убил!
— Н-не знаю… Да развяжите же вы меня!.. У меня руки затекли, и ноги, и вообще — кроме языка я ничего не чувствую!.. — не выдержал Виктор. — Или позовите Сергия Путешественника!
— Позовите… — передразнил его Мансур. — Позовем, позовем, не бойся! Городскую стражу — вот кого мы позовем. Мехмет, — обратился он к молодому мужчине в фартуке, стоявшем с большущим половником наготове справа от него, — бегом за господином начальником стражи, скажи, Мансур, хозяин кофейни на улице Жестянщиков, передает ему поклон и почтение и просит прислать отряд солдат — мы задержали убийц, лишивших жизни двоих гостей. Очень опасных. Пусть поторопится. Понял?
— Понял, Мансур-ага, все понял, — поклонился повар. — Только не понял, зачем мы выдаем этих людей страже — ведь покойники, да гореть им в вечном пламени, были черными магами, злодеями, они напали на нашего Саида, выбили нашу дверь, значит, так им и надо?..
— Мехмет, — снисходительно объяснил хозяин. — Извини меня, но ты… не очень умный юноша. Да, эти двое были колдунами при жизни. Но теперь-то они трупы! И ты хочешь, чтобы эти уважаемые путешественники уехали, и оставили нас с двумя трупами на руках? Что ты стал бы с ними делать, о Мехмет?
— Я… Не знаю… — захлопал пушистыми ресницами повар.
— Зато я знаю. Иди к начальнику стражи Карачун-бабаю и попроси у него солдат. Пусть арестуют этих людей и отведут на правосудие к султану. Тот гораздо умнее и тебя, и меня, и сам решит, кто тут прав, а кто преступник. Ну же, ступай. Да бегом!..
Да.
Молодой султан Валид аль-Терро слыл среди своих подданных и современников просвещенным, высоко образованным человеком, который читал в подлиннике Цуо Цзя, Демофона, Рави Шаши, Понтикуса Кордосского и Аль де Барана. Человеком, увлекающимся философией, поэзией, музыкой, го, геометрией, алгеброй и началом анализа и привечающим людей науки и искусства при своем дворе. Человеком широких взглядов и кругозора в триста шестьдесят градусов.
За это подданные восхищались своим султаном, гордились им и хвастались им перед иностранцами.
Все это очень льстило Валиду, и он все как-то не решался рассказать своему народу, что, хотя он и читал в подлиннике Цуо Цзя, Демофона, Рави Шаши, Понтикуса Кордосского и Аль де Барана, но не понял ни одного словечка, потому, что никакого другого языка, кроме сулейманского, не знал. И что его наставники по математике в школе потеряли его в районе таблицы умножения на семь. И что из всех стихов он предпочитал рифмованные боевые кличи наджефских погонщиков боевых верблюдов. И что не было у него ни слуха, ни голоса, а музыкальные экзерцисы пришлых виртуозов дутара и зурны наводили на него или дрему, или желание пойти и поиграть в нарды на щелбаны с визирем. И что единственная наука, которую он попытался освоить, была модная заграничная наука с непонятным труднопроизносимым названием имиджмейкинг, профессора которой по рекомендации заезжего торговца амулетами пригласил он сразу, как только взошел на престол после кончины своего высокочтимого отца, и на беду свою не успел вовремя казнить.
Конечно, спору нет, ему всегда ХОТЕЛОСЬ быть таким, каким его теперь представлял себе народ, и он прилагал всяческие усилия, чтобы таким и стать, но всегда, как только казалось, что вся мудрость им изучена, учителя выкладывали на стол второй том, указывая на книжные полки, уходящие в подпространство…
Когда казалось, что точные науки им покорены, открывалось, что есть еще таблица умножения на восемь…
Когда казалось, что играть на инструменте всего с одной струной так легко, этот инструмент давался ему в руки…
Юный Валид всегда имел несгибаемую веру в то, что где-то далеко-глубоко, под той оболочкой, которую ему дали родители и воспитание, он и в самом деле был таким, каким придумал его и в какого заставил поверить его подданных чужеземный ученый с незапоминающимся именем, похожим на крик какой-то птицы, но…
Слишком уж это было глубоко.
Но мимолетное увлечение молодости требовало расплаты, и теперь ему приходилось соответствовать свому имиджу, хоть он точно и не знал, кто или что это такое. Но иногда он чувствовал, что если он когда-нибудь с этим Имиджем встретится, то того постигнет печальная участь иностранного консультанта, все-таки сброшенного в яму со змеями по философскому принципу «лучше поздно, чем никогда».
Потому что в последнее время он стал забывать, которое из его двух «я» — настоящее.
Но представшие перед беспристрастным и справедливым судом султана гости Наджефа ничего этого не знали, и просто надеялись на мудрость и рассудительность прославленного молодого правителя.