— Вы прелесть, Констанция! Вы прелесть! — рассмеялся в ответ разведчик.
Д'Артаньян занял наблюдательный пост неподалеку от служебного входа, располагавшегося на улице Эшель, еще в половине девятого и пристально всматривался в прохожих, чтобы заранее выделить из их потока того, кто мог претендовать на роль соглядатая. Хотя он и был почти уверен, что жалобы на преследователя не более чем хитрая уловка королевской кастелянши, но выработанная еще в России и окрепшая здесь, в Париже, в логове врага, привычка проверять все варианты, заставила его тщательно присматриваться ко всем подозрительным личностям. Как оказалось — без надобности. В пять минут десятого крупненькая фигурка госпожи Бонасье показалась на пороге Лувра, и они, рука об руку, неторопливо направились в сторону улицы Могильщиков…
— Констанция, дорогая, так мы действительно идем домой?! — воскликнул д'Артаньян.
— А вам это неприятно? — лукаво улыбнувшись, спросила она.
— Я боготворю каждое мгновение, проведенное подле вас, но неужели все, на что я могу претендовать, это просто проводить вас до дому?!
— А вам бы хотелось большего, шевалье? — рассмеялась госпожа Бонасье.
— О! Много большего, звезда моя! Много большего!
— Ну что ж, если есть желание — нет ничего невозможного! Предоставьте сегодняшнюю ночь господину Бонасье, чтобы он был покоен на мой счет, а послезавтра…
— Послезавтра?
— Послезавтра я с лихвой отплачу вам и за сегодняшнюю ночь, и за все остальное!
— Ах! — вскричал д'Артаньян, чувствуя, что сердце его готово выскочить из груди. — Послезавтра!
И они еще плотнее прижались друг к другу, шагая сквозь теплые, летние парижские сумерки.
Увлеченные этими таинственными, невесомыми сумерками, своими чувствами, своей беседой и более всего — друг другом, молодые люди за всю дорогу так ни разу и не обернулись.
И, прибавим, совершенно напрасно, ибо от самого Лувра и до самой улицы Могильщиков, грамотно и профессионально маскируясь в сгущающейся темноте, за ними следовал невысокий, плотно закутанный в черный плащ мужчина. Он следил за влюбленными, пока они не остановились возле двери дома Бонасье, так и оставшись не замеченным ни кастеляншей ее королевского величества, ни агентом русской антиразведки.
— Итак… — прошептал д'Артаньян, когда его бесценному сокровищу осталось лишь перешагнуть порог и затворить за собой дверь.
— Итак, послезавтра, в десять часов вечера в Сен-Клу, против павильона, примыкающего к дому господина д'Эстре, — так же шепотом ответила она, подавшись к нему.
На мгновение прикоснувшись устами к губам псевдогасконца, Констанция ловко захлопнула дверь перед самым его носом, оставив д'Артаньяна ослепленным ее прощальной улыбкой, сладкой как глоток свежего липового меда, и опьяненным ароматом ее духов, дурманящих как выдержанное шампанское. Глубоко вздохнув, он постоял еще пару минут, привалившись спиной к двери галантерейщика и глядя в парижское небо, усыпанное крупными, яркими звездами, а потом, не в силах забыть поцелуя, отворил свою дверь и начал подниматься по лестнице, не видя перед собой ничего, кроме глаз любимой, сверкающих ярче любых звезд…
Повернув ключ в замке и войдя в комнату, разведчик закрыл дверь на засов, на ощупь нашел огниво, лежащее на полке, и несколько раз ударил кресалом, пытаясь поджечь трут, чтобы было от чего запалить свечу. Искры брызнули раз, другой, третий…
— Не зажигайте огня, д'Артаньян, — прозвучал голос из темной глубины комнаты. — Не стоит…
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Арман Жан дю Плесси Ришелье
Кардинал. Первый министр Франции. Глава Королевского совета.
Уроженец города Парижа. 1585 от Р.X. года рождения.
Добрый католик. Беспощаден к врагам святой католической церкви, Французской короны и своим собственным.
Отменный мыслитель, стратег и тактик. Чрезвычайно опасен и влиятелен. Имеет собственную гвардию наподобие опричников Ивана Грозного.
Характер уравновешенный, твердый, нордический.
В связях, порочащих его, не замечен (не считая госпожи д'Эгилъон, но эту связь мало кто заметил, а кто заметил — тому же хуже).
Слабости — драматургия (хотя, по моему субъективному мнению, каждая пьеса Ришелье — это два с половиной-три часа здорового, крепкого сна, которого вечно не хватает нам, разведчикам).
— Знаете, что я вам скажу, друг мой? — спросил Атос, задумчиво глядя, как острые, яркие лучи утреннего солнца, поднимающегося над крышами и шпилями древней Лютеции, пронзают зеленое стекло бутылки и без следа растворяются в темно-рубиновой глубине вина. — Я вам скажу следующее: ну и мерзкое же вино стали нынче делать! Вот что я вам скажу.
— Черт возьми, Атос, вы опять уклонились от темы!
— Да? — Мушкетер перевел задумчивый взгляд с бутылки на разведчика. — А, ну да, уклонился. Я вам вот что скажу, друг мой: всякой наглости есть предел. Только кардинальской наглости предела решительно нет. Вломиться в дом дворянина в его отсутствие! Нет, это же надо такое сотворить… Ах, это, верно, Арамис с Портосом! — встрепенулся он, услыхав шум на лестнице. — Сейчас мы узнаем, что они думают обо всем этом.
Действительно, через мгновение на пороге комнаты возникли мушкетеры, под плащами которых угадывался серьезный арсенал, захваченный ими в соответствии с распоряжением Атоса.
— В чем дело? — с ходу осведомился Арамис.- Что случилось?
Атос молча налил им вина и, только после того как вновь прибывшие выпили, ответил:
— Сегодня ночью с нашим молодым другом произошла престранная история, которая может иметь весьма серьезные последствия.
— Вроде заливной рыбы в трактире «Золотой якорь»? — спросил, весело округлив глаза, афроанжуец.
— Портос! — осадил его Арамис, единственный из всей четверки не находивший в истории с заливной рыбой и трактиром «Золотой якорь» решительно ничего веселого.
— Расскажите им все, д'Артаньян, — велел Атос.- Расскажите, а потом… потом мы вместе подумаем, что нам делать.
Псевдогасконец кивнул и принялся рассказывать:
— Возвращаюсь, стало быть, я вчера ночью из караула, вхожу в свою квартиру и только успеваю щелкнуть огнивом, как вдруг за спиной у меня раздается такой жуткий, леденящий кровь голос: «Не зажигайте огня, д'Артаньян! Не стоит!»
…Разведчик от неожиданности замер на мгновение, а после аккуратно вернул огниво на место и опустил руку.
— И за шпагу хвататься также не стоит! — продолжал инструктировать его ночной гость. — У меня под рукой заряженный пистолет со взведенным курком. И хотя о вашей удали ходят настоящие легенды, я не уверен, что вы успеете воспользоваться оружием.