– Доктор Доналдсон лечил мисс Аранделл?
– Лишь когда Грейнджер уезжал в отпуск.
– А во время последней болезни?
– Вряд ли.
– Мне кажется, мисс Пибоди, – улыбнулся Пуаро, – что вы не очень-то высокого мнения о его профессиональных качествах.
– Не совсем так, вы не правы. Он врач вполне знающий, способный. Но его метода – не по мне. Сами посудите, в былые времена, когда ребенок объедался незрелыми яблоками и у него начиналась желчная колика, врач так и говорил «желчная колика» – и посылал ему несколько пилюль из своей приемной. Теперь же вам твердят, что у ребенка ярко выраженный цирроз [30] , что требуется диета, и прописывают то же самое лекарство, только в виде крохотных таблеток, которые производят фармацевтические фабрики и за которые надо платить втридорога! Доналдсон – сторонник этой школы. Кстати, ее предпочитает большинство молодых матерей. Впрочем, не думаю, чтобы этот молодой человек надолго задержался у нас, обслуживая тех, кто подхватил корь или съел что-нибудь не то. Он намерен переехать в Лондон. Этот подающий надежды доктор честолюбив и хочет специализироваться.
– В чем именно?
– В серотерапии [31] . Так, кажется, это называется. Это когда вам вводят под кожу сыворотку, независимо от того, как вы себя чувствуете, чтобы у вас выработался иммунитет к заразным заболеваниям. Лично я никогда не позволю делать себе эти сомнительные вспрыскивания.
– Вероятно, доктор Доналдсон проводит опыты, касающиеся какого-то определенного заболевания?
– Чего не знаю, того не знаю. Только вижу, что его не устраивает работа провинциального лекаря. Он рвется в Лондон. Но для этого необходимы деньги, а он беден как церковная крыса.
– Печально. Истинное дарование часто гибнет из-за отсутствия денег, – пробормотал Пуаро. – А те, у кого они есть, не хотят помочь.
– Во всяком случае, Эмили Аранделл не проявила такого желания, – констатировала мисс Пибоди. – Ее завещание многих потрясло. Я имею в виду сумму, а не того, кому она ее оставила.
– Родственники ее тоже были потрясены этой суммой, как вы думаете?
– Трудно сказать, – ответила мисс Пибоди, жмурясь от удовольствия. – И да и нет. Во всяком случае, один из них вряд ли был слишком удивлен.
– Кто именно?
– Чарлз. Он явно рассчитывал на большой капитал. Не такой уж дурак этот Чарлз.
– Себе на уме?
– Во всяком случае, не размазня, как другие, – усмехнулась мисс Пибоди. И, помолчав, спросила: – Вы собираетесь с ним встретиться?
– Имел такое намерение, – несколько напыщенно произнес Пуаро. – Вполне возможно, что у него сохранились какие-нибудь документы, касающиеся его деда.
– Скорее всего, он давно уже их сжег. Этот молодой повеса не испытывает никакого почтения к своим предкам.
– Попытка не пытка, – нравоучительно заметил Пуаро.
– Пожалуй, – милостиво согласилась мисс Пибоди. В ее голубых глазах блеснуло нечто такое, что заставило Пуаро встать.
– Не смею дольше злоупотреблять вашим терпением, мадам. Премного благодарен за ту информацию, которую вы мне дали.
– Я сделала все, что в моих силах, – ответила мисс Пибоди. – Правда, наша беседа имела очень малое отношение к Индийскому восстанию, не так ли?
Она попрощалась с нами за руку.
– Дайте мне знать, когда книга выйдет в свет, – сказала она нам вслед. – С удовольствием прочту.
Последнее, что мы услышали, покидая комнату, был ее густой сочный хохот.
– Что же теперь? – спросил Пуаро, когда мы снова сели в машину.
Наученный опытом, я больше не решился предложить ему вернуться в Лондон. Пусть уж Пуаро развлекается по-своему, раз ему хочется. Зачем мешать?
Я предложил выпить чаю.
– Чаю, Гастингс? С какой стати? В такое-то время?
– А что? – Я посмотрел на часы. – Половина шестого. Самое время попить чаю.
– Вечно вы, англичане, со своим чаем! – вздохнул Пуаро. – Нет, mon ami, сейчас нам не до чая. В книге о правилах поведения я прочел на днях, что после шести визитов не наносят. Это нарушение этикета. Так что у нас осталось всего полчаса на осуществление своих намерений.
– Подумать только, каким светским вы вдруг сделались, Пуаро. Так кого мы намерены сейчас посетить?
– Les mademoiselles Трипп.
– И вы скажете им, что сочиняете книгу о спиритизме? Или по-прежнему будете утверждать, что пишете о генерале Аранделле?
– На сей раз все будет гораздо проще, друг мой. Но прежде нам следует узнать, где живут эти дамы.
Нам любезно объяснили, как к ним пройти, однако мы долго плутали по проулкам. Сестры Трипп обитали в старомодном живописном домике, который был таким ветхим, что, казалось, вот-вот развалится.
Нам отворила дверь девчонка лет четырнадцати, мимо которой мы с трудом протиснулись внутрь.
В гостиной, под потолком которой темнели старинные дубовые балки, имелся большой открытый камин и маленькие окошки, которые почти не пропускали света. Обставлена она была дубовой мебелью в псевдодеревенском стиле, как любят у нас в провинции. На столе красовалась деревянная плошка с фруктами, а на стенах висели фотографии, для которых позировали в основном две особы, то прижимая к груди букеты цветов, то кокетливо придерживая широкополые соломенные шляпки.
Впустив нас, девочка что-то пробормотала и скрылась, но ее голос тут же раздался где-то наверху:
– К вам два джентльмена, мисс.
Послышались женский щебет, затем скрип половиц, шуршанье юбок. По лестнице спустилась дама и направилась прямо к нам.
Она выглядела скорее лет на пятьдесят, нежели на сорок, волосы у нее были гладко причесаны на прямой пробор, как у Мадонны [32] , глаза – карие и немного выпуклые. Кисейное платье со множеством оборок производило странное впечатление – очень напоминало бальное.