Старый князь Яромир с почетом принял сестричада, хотя и удивился многочисленности его войска, в одночасье прихлынувшего к городу Торусину. Богдан с интересом оглядел стены старого городка, ныне заменяющего Яромиру детинец. Город был поставлен в незапамятные времена, чуть ли не две сотни лет тому назад, но хорошо сохранился. Его стены, сложенные из огромных бревен, не каждый таран мог бы прошибить. А вот терем Яромир перестроил совсем недавно, и обновленное красное крыльцо еще пахло древесной стружкой.
На этом крыльце старый князь в окружении домочадцев и встречал гостя. По левую руку от Яромира стояли его сыновья, княжичи Вузлев и Гневомир.
– Гонец прискакал от великого князя Данбора, – объяснил Богдан свое появление близ чужого города. – Угры в большом числе вторглись в пределы Русалании.
– А почему же он меня не известил? – удивился Яромир.
– Так путь моей рати все равно лежит через твой город, – пожал плечами Богдан. – Вот я и принес тебе нерадостную весть, дядя. Если ты собираешься помочь князю Данбору в трудный час, то присоединяйся к моей рати.
– В кусты прятаться не стану, – усмехнулся в усы Яромир. – Когда ты выступаешь?
– Если ты разрешишь нам переночевать в твоем городе, то поутру мы и двинем в поход.
– Откройте городские ворота, – распорядился князь. – Впустите мечников.
Город Торусин был поменьше Славутича, а потому не мог предоставить ратникам, утомленным двухдневным переходом, больших удобств. Впрочем, воины на столь скудное гостеприимство не роптали, более того, они откровенно радовались, что не придется спать на голой земле в чистом поле. Яромир распорядился выдать лошадям овес из старых запасов. Ничего странного в поведении Богдана он не усмотрел. Город Торусин всегда использовался радимицкой ратью как последнее пристанище перед броском в степь, сюда свозились продукты для людей и корм для лошадей. Так что Яромир кормил радимичей их же припасами.
Сам князь Богдан с ближними мечниками по приглашению дяди расположился в городце, для этого им выделили нижний ярус и едва ли не все пристройки, предназначенные для челяди, которую частью и вовсе выставили из детинца, а частью разместили в конюшне. Не велики птицы, одну ночь перетопчутся.
– И сколько тех угров пришло в Русаланию? – спросил Яромир у великого князя, когда гости уселись за стол вперемешку с хозяевами.
– Гонец сказал, что их более пятидесяти тысяч, – соврал, не моргнув глазом, Богдан.
– Вот ведь напасть свалилась на наши головы, – вздохнул Яромир, поднимая круговую чашу. – За славянское единство, витязи, и за нашу победу.
Богдан принял чашу из рук хозяина, приложился к ней губами и передал соседу. Это был княжич Вузлев, самый ненавистный великому князю человек. Богдан уже знал, что княгиня Любава находится здесь, в детинце. Правда, навстречу мужу она не вышла, сослалась на нездоровье, но тем горше ему было сознавать, что женщина, страстно когда-то им любимая, предает его уже в который раз. Боги были тому виною или Вузлев, но жар-птица удачи стала медленно ускользать из рук Богдана. Великий князь становился посмешищем в глазах бояр и ближних мечников. Ярость вместе с выпитым хмелем ударила ему в голову, и он с трудом удержался от того, чтобы не выплеснуть остатки браги в ненавистное лицо.
– А ведь о тех уграх еще две седмицы назад не было ни слуху ни духу, – удивился чужой расторопности Вузлев. – Как же это Данбор их прозевал?
– Боюсь, что не Данбор их прозевал, а Ратмир, – с охотою отозвался на вопрос княжича воевода Звенимир. – И все мы знаем почему.
– Быть того не может, – удивился Гневомир, младший сын торусинского князя. – Они же с Данбором братаны!
– Когда речь идет о власти или мести, у многих людей отшибает память, – с горькой усмешкой произнес князь Яромир.
Богдан вздрогнул и пристально глянул на дядю – уж не почувствовал ли угрозу, исходящую от гостей, старый ворон? Сюда, в детинец, Богдан взял самых преданных своих мечников, только тех, кто обиду князя воспринимал как свою. Не должны они дрогнуть в последний момент и провалить дело, которое Богдан готовил многие месяцы. Именно о мести идет речь, тут Яромир прав. О мести ближникам Велеса, забывшим правду своего бога и возомнившим себя хозяевами земли радимичей. Они не взяли в расчет, что у радимичей есть князь, который не позволит самозванцам сбросить себя в грязь с великого стола.
– Пора! – крикнул Богдан мечникам и первым подхватился с лавки.
За стол все садились вроде без оружия, но после слова великого князя в руках радимичей засверкали клинки. Богдан лично нанес удар кинжалом в шею княжича Вузлева, так и не успевшего встать на ноги. Вузлев захрипел и упал лицом в стол. Кровь из раны хлынула на золотое блюдо, выставленное старым князем Яромиром для дорогих гостей.
– Бей! – страшным голосом закричал воевода Звенимир и вогнал свой нож в спину княжича Гневомира.
Яромир, потрясенный кровавым зрелищем, все-таки успел глянуть на Богдана и задать ему последний в своей жизни вопрос:
– За что, сестричад?
– Бей, – взвизгнул по-бабьи Богдан, и чей-то широкий меч снес голову гостеприимному князю.
Торусинцы, сидевшие за столом, были настолько потрясены внезапным нападением, что почти не оказали сопротивления. Один за другим они падали на окровавленные половицы под ударами озверевших радимичей. Однако захватить детинец совсем уж без потерь Богдану не удалось. Почуяв неладное и заслышав несущиеся из терема крики жертв, гриди Яромира, находившиеся в сторожевых вежах, ринулись с мечами в руках на помощь своему князю. К ним присоединились и челядины, вооружившиеся серпами и вилами. Схватка завязалась нешуточная, дрались как в самом тереме, так и во дворе. Похоже, Богдан допустил ошибку, прихватив с собой в детинец слишком мало мечников. Эта ошибка едва не стоила ему жизни, когда сулица, брошенная рукой холопа только что убитого князя Яромира, едва не пробила его грудь, прикрытую одной рубахой. Князь Богдан с трудом увернулся от летящей смерти и выскочил на красное крыльцо в душную летнюю ночь.
– Ворота откройте! – крикнул он своим мечникам.
К счастью для Богдана, его приказ не только услышали, но и выполнили. Крепкие ворота детинца распахнулись, впуская в его окровавленное нутро еще одну ватагу убийц. Численное превосходство радимичей сказалось очень быстро, торусинцы падали один за другим, и вскоре все защитники детинца были мертвы.
– Убей Любаву! – прохрипел Богдан прямо в лицо Звенимира.
Воевода побледнел, но ослушаться не посмел и метнулся обратно в терем с окровавленным засапожником в руках. Князь застыл на крыльце, напряженно вслушиваясь в ночь. Бабий вопль, оборвавшийся хрипом, заставил его вздрогнуть.
– Коня мне, – крикнул Богдан и рванул ворот рубахи, перехвативший горло.
Коня ему подвели, принесли и доспехи, оставленные в тереме. Князь с трудом взгромоздился в седло и огляделся. Во дворе детинца было светло как днем от факелов, чадящих черным дымом. Мечники, возбужденные резней, громко кричали. Богдан провел ладонью по лицу и почувствовал чужую кровь на губах. Его передернуло от отвращения.