— Мне бы только зацепиться, — с каким-то страстным придыханием произнес Халукар. Узкие глаза степняка горели такой ненавистью, что суранец невольно поежился.
— С жрецом Ахаем справиться будет непросто, — робко заметил Кюрджи.
— И не такие гордецы ломались в этих руках. Мечта у меня есть, достойный Кюрджи, — толстые губы Халукара сломались в усмешке. — Хочу отправить на тот свет посвященного горданца по всем писаным законам Храма. Резать их из-за угла мне доводилось, но это совсем другое дело.
Чуткое ухо Храма посмотрел на ошалевшего от его признаний жреца с трескучим смехом:
— Шучу я, суранец.
— Посвященный Вар не позволит арестовать одного из его ближайших помощников, да еще и без всяких доказательств вины, а в Храме не найдется человека, который осмелится нарушить волю Левой руки Великого.
— А кто говорит о людях, достойный? — Халукар перестал смеяться. — Я повелеваю не людьми, а тенями.
Кюрджи знал о тенях Храма достаточно, чтобы сердце его сжалось от страха и отвращения.
— Ты, суранец, выведешь их на жреца Ахая. Меч Храма, и горчивший непослушанием Геронта, должен умереть. Но не сразу, — Халукар поднял вверх указательный палец, — смерть его будет не самой легкой.
Посвященный не спеша отхлебнул из стоящего перед ним на столе кувшина. Острый запах спиртного ударил в ноздри Кюрджи, и достойный жрец Храма отшатнулся. Употребление подобных напитков запрещалось в Храме, а преступившие запрет жестоко карались.
— Пей, суранец, — глаза Халукара сверкнули бешенством.
Кюрджи не посмел отказаться и сделал несколько торопливых глотков, закашлявшись и задохнувшись при этом.
— Ничего, суранец, считай это своим посвящением в братство теней — в братство живущих в ночи.
Бес плотнее запахнулся в длинный дорожный плащ — узкие улочки Хянджу насквозь продувались ветром. Пламя факела то гасло, то вдруг вспыхивало с новой силой. Бес пожалел, что не прихватил с собой раба: тяжелый факел оттягивал руку, а подхваченные ветром языки пламени грозили опалить лицо. Первый Меч Храма шел пешком. Передвижение верхом в этой части города, близкой к Чистилищу, строжайше запрещалось. Жрец Ахай не любил пеших прогулок и не слишком любезно отвечал на приветствия робких прохожих. Впрочем, появление в этой части города простых обывателей было такой же редкостью, как снег в июле. Несколько мелких служителей Храма, рабы почтенных и посвященных, посланные по неотложной надобности, да часовые-горданцы, следившие за порядком, — вот, пожалуй, и все, кто осмелился появиться на священной улице в это промозглое вечернее время. Ночь предназначена для отдыха, а не для прогулок, и беспокойный горожанин, рискнувший появиться в позднее время на улицах Хянджу, непременно бы получил нагоняй от бдительной городской стражи.
Бес прекрасно знал систему внешней охраны Чистилища и прилегающих к нему окрестностей и потому шел уверенно, не боясь ловушек. Хотя ему то и дело приходилось освещать лицо факелом, дабы бдительные стражи могли заглянуть в не слишком любезные глаза одного из ближайших помощников посвященного Вара. Гвардейцы холодно кланялись Первому Мечу Храма, но долг свой выполняли неукоснительно: только произнесенные шепотом слова пароля открывали жрецу Ахаю дорогу. По мнению Беса, гвардейцы были не ахти какими воинами, пожалуй, даже похуже его пешек, если, конечно, не брать в расчет их грозное оружие, огненные арбалеты, но набирались они только из горданцев и занимали в храмовой иерархии место чуть повыше младших жрецов и вровень с простыми Мечами Храма. Командир гвардейцев Чистилища носил почетный титул — Щит Великого, и являлся первым помощником Вара. Отношения Щита Великого почтенного Кархадашта с достойным Ахаем, Первым Мечом Храма, оставляли желать лучшего, и, может быть, поэтому гвардейцы не спешили уступать ему дорогу.
Кроме гвардейцев Чистилище охраняли еще и тени. Ходили слухи, что это души убитых воинов возвращаются на землю, чтобы, служить Великому, живое сердце которого билось в огненной чаше. Бес только посмеивался, слушая подобные рассказы. Вряд ли посвященный Халукар, чья красная рожа уж слишком часто в последнее время маячила перед недовольным взором жреца Ахая, станет якшаться с привидениями.
Бес поравнялся с дворцом, который являлся официальной резиденцией посвященного Чирса. Дворец, как все подобные жилища горданцев, был приземист и не слишком обширен на первый взгляд. Большая часть его жилых помещений находилась под землей, отчасти в угоду старым традициям, отчасти в целях безопасности. Чирс был человеком осторожным, и его личная охрана не уступала по численности охране посвященного Вара. Эта охрана не мозолила глаза окружающим, но в ее эффективности не приходилось сомневаться. Вот и сейчас не успел Бес сделать несколько шагов по усыпанной песком аллее дворцового парка, как от ближайшего дерева отделилась приземистая фигура. Бес молча осветил лицо факелом, охранник согнулся в поклоне и отступил. Меченый двинулся дальше, бросая по сторонам настороженные взгляды — привычка, приобретенная за годы, проведенные вблизи посвященного Вара. Дядюшка Чирс — человек опасный, и у Беса были основания ему не доверять. Амулет, которым посвященный так страстно желал обладать, по-прежнему висел на шее у меченого, а на все осторожные вопросы Чирса он отвечал лишь пожатием плеч. Возможно, Чирс и подозревал его в обмане, но вслух претензий пока не высказывал.
Несмотря на темноту, Бес разглядел силуэты двух охранников с расстояния в дюжину шагов. Однако что-то в их поведении заставило его насторожиться. Едва уловимый запах вражды исходил от этих застывших в неподвижности фигур. Еще несколько человек двинулись к нему с разных сторон, укрываясь в тени деревьев. Бес отшвырнул прочь факел, сбросил тяжелый плащ и обнажил мечи. Слабый шелест над головой заставил его действовать энергично: не медля ни секунды, он прыгнул вперед и, перевернувшись через голову, вскочил на ноги, готовый к отражению атаки. Тонкая как паутина сеть мягко опустилась на траву в двух шагах от него. Неужели дядюшка Чирс вздумал поохотиться на дорогого племянника в собственном саду? Бес неожиданно споткнулся о распростертое на земле тело и едва не упал. Тело еще не успело остыть, и меченый опознал в убитом одного из охранников Чирса.
— Тени! — дошло наконец до меченого. Это посвященный Халукар затеял сегодня ночную охоту на достойного жреца Ахая, а может быть, не только на него одного. Бес не раздумывая прыгнул вперед и нанес два рубящих удара. Тени, как это и полагалось бесплотным духам, упали не вскрикнув, но меченый увидел на своих руках чужую кровь. Значит, его противники не были такими уж бесплотными. Он едва успел уклониться от летящего в лицо стального клинка и в ту же секунду нанес удар снизу вверх, Насадив противника на меч по самую рукоять. Тот со слабым стоном сполз ему под ноги. Бес отшвырнул его ударом ноги и метнулся к ближайшему дереву. Два ножа со свистом пролетели над головой. Похоже, нападающие не прочь были убить достойного Ахая, раз уж не удалось взять его живым.
Бес с опозданием среагировал на треск над своей головой. Такая нерасторопность едва не стоила ему жизни, от удара он выронил меч, и лишь в последний момент ему удалось перехватить руку с кинжалом у своего горла. Кто бы ни были его противники, но шутить они явно не собирались. Бес рванул руку незнакомца вниз и в сторону, перебрасывая оседлавшего его врага через голову. Неизвестный еще не успел коснуться земли, как меченый взмахом левого меча раскроил ему череп. Меченый поднял с земли правый меч и огляделся. Дело принимало скверный оборот — еще по меньшей мере шесть человек приближались к нему крадущейся походкой, и в руках у них поблескивали мечи. Бес засунул два пальца в рот и пронзительно засвистел.