— Вам нужен Лузгин?
— Да, господин Красильников. И я его получу. Хотелось бы обойтись без стрельбы. Это и в ваших интересах, господа. Если о вашей активности узнают мои боссы, то за ваши жизни я не дам и медного гроша.
— Это за твою жизнь я не дам гроша, — ощерился в мою сторону Коняев. — Уж будь уверен, на этот раз мои ребята не промахнутся. Впрочем, они не промахнулись бы и в прошлый раз, если бы им тебя заказали.
— Вы ведь богатый человек, Коняев, — обернулся я к рассерженному урке. — Зачем же вам так глупо рисковать без всяких шансов на успех? Конечно, на кону миллиарды, но ведь жизнь ни за какие деньги не купишь.
Коняев довольно долго и пристально смотрел мне в глаза, а потом неожиданно успокоился и даже, кажется, повеселел. Его реакция показалась мне странной, и я, честно говоря, ждал подвоха, но, как вскоре выяснилось, мысли хозяина текли сейчас по совершенно иному руслу.
— А я ведь вам с Шагиняном не верил, Лев Константинович. Блажат, думаю, старички. Ну какие в наше время могут быть клады! Справки по вашей просьбе наводил, но все равно сомневался. А вот этот молодой человек меня убедил окончательно. Ах, Чуев, Чуев. Мы копаемся в мелочишке, а он вершит великие дела.
— Так я могу забрать Лузгина без стрельбы, или вы будете настаивать на представлении под названием «Маски-шоу»?
Коняев вопросительно глянул на Красильникова:
— Он не блефует?
— Вряд ли, Василий. Если к делу подключились Зеленчук и Чуев, то в открытой драке с ними у тебя шансов нет. Вполне возможно, что твой дом окружили омоновцы.
— И они вот так, ни за что ни про что готовы убить человека?
— Вас не убьют, вас просто арестуют по обвинению в похищении человека, — возразил я. — А Лузгин подтвердит эту версию в суде.
— Лучше отдай его, Василий, от греха подальше. Все, что нам надо знать, мы уже знаем. В последние годы вокруг этого клада навалено столько трупов, что еще два-три статистики не испортят. А вас, Феликс, я хочу предупредить просто из личной симпатии: чем ближе вы будете к цели, тем больше шансов у вас быть убитым своими же. Послушайте старого человека, господин Строганов, и вовремя остановитесь, иначе вам никогда не тратить своего гонорара.
В принципе ничего нового Красильников мне не сказал. Я и сам понимал, что сильно рискую. Надо быть уж совсем законченным идиотом, чтобы верить в благородство таких людей, как Зеленчук или Чуев. Впрочем, не исключено, что Роман Владимирович выразит сожаление по поводу моей смерти, поскольку знает меня очень давно, но дело есть дело, и оно никогда не обходится без издержек. А списывать или не списывать человека в издержки, решает в конечном счете судьба, хотя и устами вполне конкретных лиц.
Лузгин, который за время нашей беседы не проронил ни слова, так же молча встал и поплелся вслед за Лабухом на шаг впереди меня, тяжело вздыхая и сутуля покатые плечи. Я ожидал эксцессов со стороны обиженной и обманутой мною охраны. Но молодой человек в джинсах всего лишь бросил на меня зверский взгляд и пообещал разобраться попозже. Подобного рода обещания нельзя, конечно, игнорировать, но и придавать им слишком большое значение тоже не стоит. Я все пытался определить, кто из шести встреченных мною в доме Коняева братков годится на роль матершинника Гоги, которому я обещал надрать при встрече задницу, но, увы, подходящего кандидата так и не обнаружил. Уж очень специфической была речь телефонного хулигана, да и надтреснутый баритон надолго западал в память.
— Вы не ответили на мой вопрос, Бегемот, — сказал я Лузгину, когда мы оказались за воротами богатого особняка. — Зачем надо было убивать Лабуха?
— Ваш Лабух жив-здоров, — воровато стрельнул освобожденный пленник в сторону художника. — Да и убийство не моя специальность.
— Вы профессиональный гипнотизер или любитель?
— Я артист, — гордо сказал Лузгин. — И за деньги могу изобразить кого угодно. Но казаться и быть — это абсолютно разные вещи.
Чуев с Верочкой встретили нас как победителей. Судя по всему, они здорово переволновались, дожидаясь нашего возвращения. Верочку я пересадил на первое сиденье со строгим наказом внимательно следить за неумехой водителем, а сам вместе с Лабухом и Лузгиным устроился на заднем. Сделал я это исключительно для более тесного контакта с подследственным, дабы спинка переднего сиденья не мешала психологическому, а возможно, и физическому давлению на проштрафившегося актера. Лузгин, похоже, отошел от пережитого испуга и сейчас косил в мою сторону почти насмешливым глазом. Наверняка я казался ему менее опасным человеком, чем Коняев.
— Вам рано радоваться, Лузгин, — осадил я его. — Вы оказались между жерновов, которые в два счета перемелют вас в муку. И только чистосердечное признание и готовность к сотрудничеству могут облегчить вашу участь.
— Не знаю, чем могу быть вам полезен, граф, — любезно, но сухо отозвался актер. — Мне нечего скрывать. Все началось с того, что я решил сдать внаем комнату. Квартира двухкомнатная, живу я один, почему бы, думаю, не подзаработать бедному человеку. Согласитесь, сдача жилья внаем это еще не криминал.
— Соглашусь. Но ведь вы этим не ограничились.
— Комнату у меня сняла очень милая девушка. И она же предложила мне подзаработать. Я действительно следил за вами в столице, господин Строганов, если вас это интересует. Но никакого отношения ни к покушению на вас, ни к убийству вашего собеседника я не имею. Меня самого едва не убили. Я ведь сидел буквально в двух шагах от вас.
— И много Наташа заплатила вам за труды?
— Свозила за свой счет в Москву. И пятьсот долларов сверху. Согласитесь, это весьма скромная плата за те ужасы, которые я претерпел по ее милости и которые мне, похоже, еще придется претерпеть. Приезжают, хватают, везут неведомо куда, угрожают побоями и смертью! Я вас умоляю, что такого страшного и криминального сделал безобидный и безработный актер? Все порушено в нашем Отечестве, абсолютно все! Так давайте сохраним хотя бы гуманистические принципы в отношениях между интеллигентными людьми. Ты меня удивляешь, Виктор, уж, казалось бы, наше с тобой многолетнее знакомство должно было послужить гарантией человеческого отношения ко мне. И вдруг опять угрозы, обвинения, подозрения. Я расстроен, я разочарован и тобой, Виктор, и всем миром.
— Браво, — поаплодировал я монологу Лузгина. — Теперь я верю, что вы неплохой актер. Но вернемся к делу. Кто вам заказал художника?
— Слушайте, господин Строганов, это возмутительно. Я вам не позволю! Я артист! Я нищ, я убог, но я не убийца!
— Хватит кривляться, Лузгин! Имя заказчика? Вы не выполнили заказ, милейший, а за это спрашивают, и очень жестоко.
Лузгин понимал это и без меня. Но отнюдь не спешил открывать мне свою далеко не безгрешную душу. Скорее всего, очень боялся людей, с которыми свела его нелегкая.
— Это ваш пистолет, Лузгин?
Безработный актер на оружие даже не взглянул. Похоже, его все-таки мучила совесть. Ему вручили это оружие для вполне конкретного дела. Он должен был прийти к Лабуху и застрелить его. Но у Лузгина не хватило духу вот так просто взять и убить художника. Однако артист очень хорошо понимал мятущуюся душу собрата по художественному промыслу, отравленную к тому же лошадиной дозой алкоголя. И решил воспользоваться болезненным состоянием Лабуха, чтобы довести его до самоубийства. Это ему почти удалось. Мое неожиданное появление не было прописано в его сценарии, и в будущем эта маленькая случайность грозила обернуться для Лузгина большой бедой. Я не верил, что его встреча с Наташей была случайной, как не верил и тому, что только деньги подвигли его на паскудные действия против Лабуха.