Иное дело Верочка. На ее счет у меня возникли очень серьезные сомнения, которыми я, разумеется, не стал делиться с Зеленчуком. Мне вдруг пришло в голову, что появление вчера в бильярдной Веневитинова не носило такого уж мистического характера, как это мне показалось. И что Верочка как нельзя более подходит на роль засланного в чуевский стан казачка. Вот ведь дочери Евы, прости господи. Но кто мог поверить, глядя в эти пусть и слегка порочные, но абсолютно наивные и почти детские глаза, что за ними столько коварства и изворотливости. Я ведь привлек девочку к сотрудничеству вовсе не потому, что нуждался в ней, а просто из присущего мне чувства социальной справедливости. Хотелось поддержать представительницу рабочего сословия в трудный час. И вот она, благодарность. Это невинное в кавычках дитя, не моргнув глазом, бросает меня в топку своего честолюбия и корыстолюбия. Справедливости ради надо заметить, что я был для Верочки единственным шансом. Не появись я здесь после ее звонка, орлы Зеленчука пристрелили бы и ее, и Витьку Чуева как агентов Веневитинова. Верочке, похоже, просто нужно было выиграть время, именно поэтому она и позвонила мне.
— Я бы не стал рисковать, Михаил. Борт уже на подходе. Красильников это мелочь. Сивый мерин, которому мы в любой момент сумеем заткнуть рот. А этот гаденыш опасен.
Синеглазый мне не понравился с первого взгляда. Он из породы оловянных солдатиков. С устойчивой нервной системой и куцей памятью. Таких никогда не мучают кошмары. А люди для них как фишки в игре. Странная разновидность людей, не наделенных ни воображением, ни совестью. У Зеленчука воображение было, и он мучительно просчитывал в уме все возможные варианты развития событий. На лице его отчетливо читалось сомнение.
— Там не одобрят, — привел свой самый весомый аргумент синеглазый.
Скорее всего, они ждали транспортный вертолет. Оборудованная худо-бедно площадка на базе была. С точки зрения безопасности и здравого смысла подобные предосторожности не кажутся лишними. Воздушный путь куда комфортнее наземного. К сожалению, я допустил ошибку. Я упустил из виду, что Зеленчук может оказаться неглавным в разыгрываемой комбинации. А зависимость от вышестоящего и не склонного к всепрощению лица очень давит на психику в критической ситуации.
— Делай как знаешь, — процедил Зеленчук сквозь зубы и отвернулся.
Просить пощады, судя по всему, было бессмысленно. Стойкий оловянный солдатик уже принял решение. Он довольно грубо тряхнул меня за плечо и махнул левой, свободной от оружия рукой на дверь. Открытый бунт был обречен на провал. В комнате было шестеро вооруженных до зубов мужчин, которые изрешетили бы нас в несколько секунд. Правда, и за дверью нам ничего не светило, ну разве что еще несколько минут существования в состоянии страха и ожидания неминуемой смерти. Прежде мне приходилось читать в книгах, как уводили на расстрел героев. Всегда почему-то утром. И обстановка была приподнятой и пафосной. Нас же собирались пристрелить без зачитывания приговора и барабанной дроби. В сущности, мы и героями не были, а всего лишь оказались малозначимой, но докучливой помехой в проводимой кем-то стратегической операции по изъятию больших ценностей. И люди, готовые нас пристрелить, не испытывали к нам ненависти. Они просто собирались пустить нас в расход. Другое дело, что мне в расход идти не хотелось.
— Дайте хоть опохмелиться, — прохрипел Чуев, и я невольно вздрогнул от этого севшего от страха голоса.
Надо сказать, что Витька, несмотря на похмельное состояние, сумел сообразить, что дело швах. К его чести, следует признать, что он не раскис, не потек гнилым помидором, а лишь косил в сторону расстрельной команды красным после перепоя страшным глазом. Верочка была смертельно бледной, а в ее направленных на меня карих глазах ужас мешался с надеждой. Кажется, она рассчитывала на меня. Прямо скажем, у девочки были завышенные претензии к моей скромной персоне. Расстреливать нас повели двое: синеглазый оловянный солдатик и длиннорукий амбал. Я уже не говорю, что они были вооружены, но, даже будь они безоружны, я бы с ними вряд ли справился. Эти люди знали свое дело и через многое прошли в своей жизни. Мне оставалось только пожалеть, что я не волшебник и теперь уже вряд ли когда-нибудь выучусь этой профессии. Будь он проклят, этот Веневитинов, знал же ведь, куда толкает девчонку, и уж, конечно, догадывался, чем для нее все может обернуться.
— Кажется, у меня в машине есть бутылка. — Голос мой прозвучал не менее сипло, чем у Витьки, хотя я и блистал трезвостью. — Может, разопьем ее на дальнюю дорожку?
— А пусть, — хмыкнул амбал, поворачиваясь к оловянному солдатику. — Больно смотреть, как человек мается с похмелья.
Это чисто русский гуманизм: у нас скорее пьяного пожалеют, чем невиновного. Ну и мужская солидарность кое-что значит. Состояние ведь знакомое многим, если не всем. Мне показалось, что ни амбал, ни синеглазый не были исключением в плотном мужском ряду.
Шансов у меня не было практически никаких. Мало было извлечь из багажника пистолет киллера Коли, так надо было еще снять его с предохранителя. И это под дулами автоматов готовых на все людей. Не знаю, наверное, в моем поведении было что-то, показавшееся Верочке обнадеживающим, но она вдруг бросилась на синеглазого, когда моя рука потянулась к пистолету. Амбал впал в секундное замешательство, не сразу сообразив, стрелять ему в меня или помогать товарищу. Я оказался расторопнее. Сердобольный амбал дернул простреленной головой и мешком свалился на пол. Зато со вторым выстрелом я запоздал. Оловянный солдатик успел разрядить в Верочку свой автомат. Истинный профессионал и редкостная сволочь. Я видел, как вздрагивает повисшее на сильном мужчине хрупкое Верочкино тело, но ни мой крик, ни выстрел моего пистолета ничего уже не смогли изменить в этом мире. Верочка умерла раньше, чем я успел разрядить пистолет в ее убийцу.
— Бежим! — заполошно крикнул Витька, хватая с земли автомат амбала.
Стрелять сын почтенного родителя не умел. Пущенная им очередь ушла в белый свет, как в копеечку. Вот что значит косить от армии. Но в любом случае ему удалось напугать выскочивших на звуки выстрелов людей Зеленчука. Стоять на месте было глупо, заводить машину — некогда. Оставалось положиться на собственные ноги, которые и понесли нас с Витькой к выходу из ангара. И опять нас спасло чудо. Во всяком случае, у наших преследователей были все шансы нас застрелить, но пули почему-то пролетели мимо. Профессионалы тоже, случается, промахиваются с недосыпу. Впрочем, у них еще есть время поправить положение. В моем пистолете остался только один патрон. Я это обнаружил, как только упал за кучей битого кирпича, непонятно зачем сваленного шагах в тридцати от ангара. А в автомате, одолженном Чуевым у амбала, патронов вообще не было. Витька умудрился разрядить магазин за один присест. Мне осталось только посетовать на беспечного Колю, который, отправляясь на дело, не снарядил свое семизарядное оружие надлежащим количеством патронов. Положение наше было хуже некуда. Нас окружало голое и хорошо простреливаемое пространство. При первой же попытке высунуть нос из ненадежного убежища нас мгновенно бы пристрелили.
— Вот гадство, — сказал Витька, рассматривая свою продырявленную чуть ниже колена и залитую кровью ногу. — До свадьбы теперь точно не заживет.