– Какого типа оружие? – нахмурившись, поинтересовался Эрик.
– А хрен его знает! – пожал плечами Бросок Змеи. – Судя по тому, что отработанный материал сжигают – гадость готовят редкую. А вариантов не так много…
– Получается, что нас сюда кинуло, чтобы мы спасли не этот мир, а тот? Как он, кстати, называется? – спросила я, слегка поежившись: переться в еще один мир мне что-то не улыбалось.
– Рокх, типа… – буркнул Вовка. – Суки, блин! Не жилось им там спокойно! Ох, и напинаю я этому Озинку, мать его наперекосяк и…
– Тут, пожалуйста, без подробностей – Оливия еще совсем дитя… – прервал его словоизлияния Эрик.
– Слышь, педофил! Я уж как-нибудь сам разберусь… – мрачно ухмыльнулся Щепкин и, не дожидаясь ответа, повернулся к своему подопечному: – Ну-с, красавчик, вернемся к нашим баранам… Как, говоришь, устроен ваш лагерь?
– Господа Вепри, Утконосы, Туканы и прочие земноводные! Родина-мать зовет нас на подвиг, посвященный двадцать седьмой годовщине КПСС! – Мало кто из собравшихся около Дома Совета аборигенов осознал хотя бы половину всей глубины смысла, заложенного в первой фразе речи своего предводителя. Как, впрочем, и в остальных: – Злобные ниндзи-черепашки, обосновавшиеся у черта на рогах, гнут пальцы на самое святое, что у нас всех есть – на наших баб-с. И мы, как конкретные пацаны и пацанки, не можем обойти стороной такое гнусное хамство!
Поэтому завтра утром все те, у кого есть еще ягоды в ягодицах, под моим чутким руководством выдвигаются на первую разборку с теркой на территории, захваченной этими гнусными падлами, чебураторами и личностями с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Последних мы трогать не будем – западло, – но и жить на нашей земле не дадим. Пусть валят к себе в тьмутаракань и размножаются там партеногенезом…
Несмотря на процедуры, пройденные мною и Эриком в логове у Эола, и уже имеющуюся у нас информацию о целях и задачах наших гостей, выражения наших лиц мало чем отличались от того, что можно было увидеть на лицах всех тех, кто посетил этот сейшн.
Для того чтобы понять то, что нес Глаз, надо было быть Машей. Или Ольгердом. Или прожить всю жизнь на Земле, прослужить лет десять в их армии, и… в цирке не смеяться…
– …Да, наши враги – это не… хвост собачий, и закидать их шапками, пилотками и касками нам не удастся, но с нами Бог, я и моя братва, так что навтыкать им по самое небалуйся мы сможем без проблем. Главное – не тупить, не тормозить и не сс… трусить… Впрочем, как я вижу по вашим глазам, мандражистов, ручников и тормозных парашютов среди вас нет, так что наше дело – правое, и Победа будет под нами… И при этом не одна. А с Удачей… Что не может не радовать настоящих мужчин. Вы рады? Че молчим, в натуре? Где ваши аплодисменты, переходящие в овации? Чем я вам не Леонид Ильич, епть? Ладно, отпустили ручники и рванули дальше! Итак, командование операцией под кодовым названием «Банзай» я принимаю на себя. Все, кто не с нами – тот против нас, а значит, враг, и подлежит уконтропупливанию в сортире… Ход моей мысли понятен?
«Не очень…» – про себя подумала я, но вслух решила не говорить – все равно повторять речь Вовка бы не стал: уставший, как собака, после трех суток почти непрерывного допроса, он и так согласился произнести эту речь только после длительных уговоров ввалившихся в нашу избу вождей. Дали бы ему волю – он бы сейчас дрых, а не распинался.
– Вот и отлично! Тогда строиться на подоконнике через три минуты после двух зеленых свистков вверх. Оружие и хавчик желательно не забывать… На этом все, до новых встреч на голубых экранах… И можно закрыть рты – мух немного, но они есть…
…Привратник, распахнувший нам калитку, выглядел, как наркоман со стажем: мутные, ничего не выражающие глаза, слегка размазанные движения и жуткая худоба, вызывающая подспудное желание его накормить. Молча поклонившись Маату – так звали предложившего нам убежище старичка, – он сделал шаг в сторону, пропуская нас на территорию монастыря, и, прикрыв на удивление массивную дверь, молча пристроился за двинувшимся вглубь комплекса строений начальством.
Несмотря на поздний час, вокруг не горел ни один факел, и осмотреть святая святых «величайших бойцов» этого мира мне не удалось. Единственное, что отложилось в памяти, – все строения, мимо которых мы проходили, не превышали двух этажей в высоту. Впрочем, будь вокруг светильники, мне вряд ли захотелось бы особенно смотреть по сторонам: мои мысли занимал неприятный запах, пропитывающий буквально все вокруг. А от одежды идущего впереди привратника несло так, что мне все время приходилось заставлять себя не отставать от процессии: от этого аромата слегка мутило и начинала кружиться голова.
– Это была дурацкая идея… – буркнула я про себя, войдя в здание, в котором, как я поняла из объяснений Маата, нам должны были выделить отдельную комнату.
Комнат оказалось две – одна в середине коридора, а вторая, для меня – в самом его конце. Просьба Ольгерда поселить нас вместе даже не успела прозвучать: заглянув в дверь ближайшей, он поморщился и, посторонившись, дал мне возможность осмотреть предлагаемые нам «апартаменты». Действительно, жить вдвоем в келье, с трудом рассчитанной на одного худосочного постояльца «очень среднего роста» и крайне субтильного телосложения было бы, мягко выражаясь, не очень уютно.
– А что, комнат пошире и подлиннее нет? – завершив осмотр «люкса», удивленно поинтересовался брат.
– Есть. Просто сейчас уже поздно, и будить спящих в них братьев не стоит: ведь до утра вы как-нибудь дотерпите? – сокрушенно вздохнув, ответил Маат. – Откровенно говоря, мы не планировали очередной набор и, кроме того, никогда раньше не брали в ученики брата и сестру…
– Ладно, до утра как-нибудь перебьемся… – Ольгерд, поняв по интонации, что наш новый «учитель» сам не прочь поспать, коротко поблагодарил Маата за гостеприимство, проводил меня до выделенной мне клетушки и, потрепав по волосам, закрыл за мной дверь…
…Внутри келья была еще теснее, чем казалась снаружи: устроившись на узких, крайне неудобных полатях, я вдруг представила, как на таком же ложе поместится мой весьма и весьма габаритный брат, и захихикала: даже мне, не отличающейся богатырским ростом, кровать оказалась коротковата. Раздеваться я не стала – кроме кровати, в келье была только небольшая тумбочка, на которую я положила перевязь с мечами, а бросать одежду на пол мне что-то не улыбалось.
– Слышь, сестричка! Надеюсь, ты пока не задрыхла? – силуэт Ольгерда, возникший в дверном проеме, выглядел, как один большой сгусток тьмы.
– Не-а. А что? – поинтересовалась я, лениво потянувшись.
– Да туалет я нашел. Проводить?
– В общем, не откажусь… – я вскочила на ноги, отодвинула брата в сторону и вышла в коридор: странно, но об этих «удобствах» я почему-то до сих пор не вспомнила…
…Вовка, как обычно, валял дурака: вместо того, чтобы просто поцеловать меня в губы, он царапал мою шею небритой мордой, страшно дышал и постанывал, видимо решив изобразить сексуального маньяка. Слегка прогнувшись в пояснице, чтобы ему было удобнее стягивать с меня штаны, я попробовала было приоткрыть глаза, но не тут-то было – потяжелевшие веки напрочь отказывались меня слушаться. Сонно промурлыкав «Ну, наконец-то», я приобняла мужа за шею и поморщилась: жжение в пояснице становилось все сильнее и сильнее, и это начало меня раздражать!