Пыльца Любекса Невдохновенного — 16 тонн.
Триметилбигастроболид — 950 кг.
Бисерометалон титана (витамин «У») — 150 Кбайт.
Криптонид элериума — 0,00003 мг.
Маленькие, но очень острые алые перцы — 48 шт.
Виски купажированные, ирландские — 0,7 л.
Мед вишневый, весенний, разливной — 10 л.
Живая вирусная культура (VirRus-2000) — 1 шт.
Легкие пары гетероэротики — 4 000 моллей.
Гамма-тщеславие, концентрат — 0,025 г.
Вымысел-сырец, неочищенный — 1200 барр.
Хлеб ржаной с отрубями — 1 кг.
Откровенная пропаганда войны — 500 Гб.
Расизм консервированный, 25-летней выдержки — 1 л.
Сублимированное либидо, в кристаллах — 0,000000001 г.
Природные разрыхлители, красители, идентичные натуральным (Е110, Е95 «асфальтовый серый», А-(II) «артериальный красный», СЗОО «османский закат»), нефильтрованная дождевая вода, соль, сахар, сухие девичьи слезы, искусственный заменитель звездного молока.
А-а-афигительно!
А.И. Станиславский, Красноярский край
«Древнерусская Игра» — опасная книга, несущая скорее вред, нежели пользу. Мне как язычнику читать такую книгу обидно. А жаль. Язык у автора легкий, живой. С таким языком можно себе другую работу найти.
Сергей Хитров, г. Орел
Для меня это — просто фантастика.
Ольга Заозерова, г. Саров
Ну просто слив какой-то.
Артур П., ассенизатор, г. Москва
Уверен: семеро из десяти читателей будут от этой книги плеваться; зато остальным трем она доставит удовольствие немеренное.
А.Свиридов, г. Москва
«Древнерусская Игра» — книга эсхатологическая, ибо решительно приближает конец эпохи дешевого фэнтези: после Мстислава Бисерова более невозможно продавать читателю привычные образы скучных волосатых героев с предлинными алмазными мечами.
Интернет-альманах «Духовской переулок»
…Порадовал очередной бодягой господин Миронов…
Журнал фантастики «Винты и лабиринты» (г. Москва)
Unbelieveable — just read it.
«New York Daily Bullshit» (г. Нью-Йорк)
Стефан Тешило лжет. О подлый пещерный василиск!
Весьма неспокойным вечером пятьнадесятого травокоса страшные чудеса вершились отнюдь не так, как коварный Тешило и его гнусные единоумышленники описывают в прежних томах своей желчной летописи. Я провела изыскание, и нынче знаю правду. Мой раб, младой баюн Славейка, поведает тайну. Внимайте с почтением гласу слепого певца.
(Гробовая тишина в темном зале.)
«Давным-давно в одной галактике это было. Переливчатые, розовея в недобром закате, вырастали в невысокое столичное небо стеклянные иглы небоскребущих твердынь. Длился, дымился, хлопал полотнищами оранжевых рекламных тряпок чудовищный залесский фандесьекль. Фестивали полусветлых теней закипали по углам истомленных плаза, фейерверки гремели в небе, и подрумяненные гроздья республиканских салютов болезненно часто распухали над бульварами. [2]
В прошлом тысячелетии это было. Костлявые, оголодавшие и нервные, дребезжащие твари еще бегали по шатким улицам, царапая по брусчатке желтым жестяным брюхом. И теплые странные вечера умели заговаривать московский воздух до жидковатого остекленения, до тонкого дрожания влажной обломанной веточки, до беззвучного трепета бумажного обрывка на бетонном заборе. Такой был воздух густой и медленный, что колючая искра, высеченная из темного неба ржавыми трамвайными рогами, падала вниз, на камни, долго, долго.
…В некотором царстве это было. Неспокойным вечером 15 июня прежнего тысячелетия одинокий ковчег-вырожденец, громыхая и роняя бледно-голубые звезды, бежал сквозь плотный теплый дождь, ничуть не оглядываясь на перекрестках. Внутри, в холодном чреве несущегося динозавра, было темно и почти пусто — герой был один, и этот герой стоял прямо, гордо держа маленькую светловолосую голову, — а еще, разумеется, он глядел сквозь заплаканное окно на оранжевые брызги редких факелов во мраке, да к тому же насмерть цеплялся за серые стонущие поручни. Волшебный ковчег был еще молод, и крутые повороты пролетал с рыком, едва не оскальзываясь на мокрых каменьях, лихо визжа и щедро осыпая первые этажи потемневших башен ворохами роящихся огненных блесток.
„Ненавижу эльфов. Ненавижу дюймовок. Обожаю плутоний“, — медленно думал герой, озлобленно тиская серые стонущие поручни. Нам важно знать, что думал этот человек. Ибо это был не просто герой, не просто какой-нибудь обиженный синеглазый коротышка, коих немало водилось в обеих столицах в конце прошлого тысячелетия. Его звали Степан Тешилов. О, я вижу, вы понимаете, что это значит.
Тот самый Штефан Тешило. Ужаснейший из татраньских колдунов.
И он был зол. Точнее — лют. Мы не знаем, кто умудрился настолько рассердить гениального пещерного гроссмейстера Тешилу. На наш взгляд, не стоило этого делать. Так ли уж необходимо постукивать серебряной ложечкой по яйцу, внутри которого дремлет молодой василиск? [3]