Древнерусская игра. Много шума из никогда | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Княжествами Вольной Руси обычно называют владения, не затронутые кровавым спором Престола с Чернигином — здесь сидят сильные местные властители, поддерживаемые добрыми армиями. Связанный войною с крамольниками, Ярополк Престольский не может распространить на эти земли свое влияние, и они становятся островками княжеского самовольства. Важной причиной их независимости становится также покровительство племенных богов, которые охраняют интересы своих народов.

Из вольных князей весьма силен Мстиполк Смоленский, повелитель охотников-яричей и верный слуга лесного „бога“ Яровита. Этот Мстиполк ведет войну с соседним автономным княжеством — Творуньским. Творуньский владыка Борволод правит нелюдимым народом боровичей уже полвека, опираясь на поддержку Белеса — страшного и незнаемого божества непроходимых чащ. Самый богатый из „вольных“ князей — Осмомысл Далечский, хитрый и жадный правитель плодородного юго-запада. Далечское княжество искони считалось одним из наиболее благополучных — однако в последние десятилетия странное явление, именуемое в народе „тенью меча“ (очевидно, пыльное облако или холодные туманы), осложняет жизнь местному населению, заставляя покидать родительские дома и переселяться в северные районы. Не исключено, впрочем, что обстановка усугубляется тем, что в Далечских землях нередко бесчинствуют звероподобные „боги“ — Тур, Жас, Плена Кибала и Морана (Мерцана). Наконец, последний из самостоятельных правителей — старый волшебник и недобрый вещун Всеслав, владетель небольшого, но хорошо защищенного Сполоха. Здешнее племя кривичей — самые отъявленные обманщики на Руси, что, видимо, отражается и на характере здешнего князя. Всеслав Сполохский давно и по справедливости заслужил славу первого интригана от Новграда до Тмуторокани.

Упомянутая Тмуторокань — бывшая колония Империи Базилевсов на Таврическом берегу Теплого моря, постепенно прославянившаяся и превратившаяся в приют для всех обездоленных, обиженных и преследуемых по закону. Так называемая „Тмутороканская вольница“ на деле представляет собой разбойничий „город беглецов“ — и нынешний управитель Тмуторокани Братигорд Преславский привечает здесь всякого, кто способен идти в бой за кусок хлеба. Братигорд лишился вотчины после того, как его родной Преслав был взят войском Ярополка Престольского — и теперь надеется вернуть отцовское владение, замышляя неожиданный набег. Еще один изгой, умирающий в одиночестве старик Всеволод Властовский, некогда был властелином Властова, многолюдной столицы Залесья, — однако стал жертвой захватнической политики Престола еще 20 лет назад. Наконец, самый молодой из изгнанных князей — Владимир Святич. О нем известно немного: славяне утверждают, что он приходится незаконнорожденным сыном покойному великому престольскому князю Святу Воителю, который умер двадцать лет назад от поганой стрелы во время своего последнего похода на степняков. Владимир не отрицает, что его мать была простой ключницей, однако считает себя истинным наследником Великого князя Свята и надеется отобрать Престол у Ярополка. Для этой цели он бежал три года назад к варягам с тем, чтобы собрать там войско. По слухам, варягов он собрал немного, но зато со всей Руси съехалось к нему множество тех, кто был обижен Ярополком или его божественной покровительницей Мокошью…

Княжества Крайней Руси находятся так далеко отсюда, что сведения о них весьма напоминают народные легенды о чудесных странах (а между тем некоторые из этих земель соседствуют нашей бедной родине и очень хорошо знакомы моему господину). Известно, впрочем, что в этих странах — в Сербии, Белогории, Политовше и Чехии — население говорит на том же языке, что жители Властова и Престола.

Что касается еще более удаленных местностей, то здесь во взглядах славян наблюдается полная путаница. Большинство говорит об огромной западной державе, в которой живут „ледяные люди“, „ледяне“ — то есть, судя по описанию, печально известные нам латыняне, люди с прохладной кровью, разграбившие прошлой зимой окрестности Царьграда и Златополья. На севере славянам знакомы варяги, которые подразделяются на „добрых“, „русых“ (обитателей града Леденца) и „немцев“, „рыжих“ (жителей Стекольни). На Востоке для славян не существует Индии либо Чайного царства — там располагают они древнюю родину бесчисленных кочевых племен, подчиняющихся „богу“ Сварогу. Что же до южных земель касаемо, то в этом вопросе славяне показывают удивительную осведомленность. Они не только наслышаны о существовании Базилики, но и называют многие города нашей несчастной родины… Родины, которая когда-нибудь снова увидит блеск пурпурных тканей всесильного Автократора! Видит Бог, мы вернемся на огненосных судах-базилисках и прикончим грязного Анатолийского тельца!

Да здравствует князь Геурон!»


АЛЕКСИОС ГЕУРОН — ДЕСЯТНИКУ ВАРДЕ

(надпись на записке номер З):

«1. Все это чрезвычайно интересно, но я хочу знать главное: от кого из князей зависят судьбы моего княжества? Кто может претендовать на наши земли? Кто из ближайших соседей стремится к захватам, а кто, напротив, едва удерживает власть в руках? Кому может быть выгоден союз с Вышградом? Для этого возьми из казны 5 серебряных монет и найди десяток надежных молодых парней, чьи семьи живут в Вышграде. Отправь их гонцами во все ближайшие княжества с типовым дипломатическим письмом, в котором содержалась бы информация о новом Вышградском правителе Алексиосе Геуроне, а также предложение военного союза (пусть князья сами уточнят, против кого этот союз может быть направлен). Гонцам накажи побольше рассказать князьям о греках, утверждая, что моя дружина насчитывает человек 100. Каждому из вестовых достанется, таким образом, по полдрахмы — пусть переплавят в местную валюту и будут счастливы. Намекни им, что если сбегут с деньгами, придется прижать их семьи.

2. Теперь вот что: первого же купца, идущего с ладьями по Санде, — ко мне. Прямо в горницу, я буду говорить. И прикажи ключнику Методию осведомиться у местных менял, сколько здешние князья обычно берут налога с проходящих караванов.

3. Диковатого паренька по имени Мяу, которого я привез с собой, прикажи хорошо накормить и пристрой на кухню служкой. Не обижайте парнишку — у него трудное детство.

4. Вот еще что: неплохо бы собрать сведения о местных разбойниках. Пора, наконец, бороться с организованной преступностью. Я позволю называть себя князем только тогда, когда все эти Мстиславки, Стыри и прочая братия ножа и топора будет валить лес и добывать руду для общественной пользы.

5. По-прежнему не вижу списка знахарских порошков и снадобий. Действуй немедленно.

Геурон».

Я отложил в сторону Вардину записку и привычно потянулся рукой в нижний ящик секретера. Здесь лежали тонкие фломастеры, лупа и циркуль. Пальцы скользнули по шероховатому дереву толстой ножки огромного обеденного стола, который по приказу Барды был перенесен в мою горницу из черной комнаты на первом этаже терема. Я невольно вздохнул: меня удивила собственная забывчивость. Фломастеров больше не будет, мой друг…

Хлестко плеснув в глиняную плошку немного меда из непрозрачного стеклянного кувшина, я поднялся со скамьи и подошел к распахнутому окну. В столбах солнечного воздуха между деревьев плотной завесой стояла жаркая пыль — рыжее и посеревшее от пыли куриное перышко поднялось снизу к окнам второго этажа и мелко закрутилось перед лицом. Я наугад ударил по воздуху ладонью и сжал пальцы — пойманное перышко бессильно защекотало кожу. Я потянул губами тягучую жидкость из плошки — приятная смородиновая горечь. Смородина — по-местному значит «пахучая»: «смород», «смрад» — это приятный запах, аромат.