— Вот уж в этом я не сомневаюсь… — добривая вторую щеку, буркнул Сергей Михайлович и, отложив в сторону станок, принялся умываться… …Клиника выглядела очень даже ничего: еще в прихожей Морозов с трудом удержал на месте пытающуюся отвалиться челюсть, увидев аппарат, который автоматически одевал на ногу посетителя целлофановые бахилы! Про идеально чистые стены и пол можно было и не говорить: ни одной из недоработок, которыми грешат сданные строителями российские объекты, он, как ни старался, не увидел.
— Хватит вертеть головой! Марш к регистратуре, дурень! — против своего обыкновения, орать на все помещение его старуха не стала. А подтолкнула к светло-синей стойке, за которой, приветливо улыбаясь, его уже ждала симпатичная молоденькая девчушка в белоснежном халатике и такой же шапочке.
— Здравствуйте, Марина! — прочитав на маленькой табличке, прикрепленной на ее груди, ее имя, Сергей Михайлович вдруг почувствовал, что краснеет: по его мнению, явиться в такое солидное заведение только для того, чтобы урвать приз, было, мягко выражаясь, не красиво.
— Добро пожаловать, Сергей Михайлович! — быстренько пролистав его паспорт, ответила девушка, и, показав рукой на ряд кожаных кресел и диванов, попросила его присесть: — Подождите буквально пару минут, пока я оформлю вашу карточку и вызову дежурную медсестру…
Как ни странно, ждать пришлось недолго — вряд ли дольше обещанных двух минут.
Морозов даже толком не успел успокоиться, как из двери, ведущей в коридор, показалась высокая, статная женщина, чем-то похожая на его одноклассницу Сашу Симонову, естественно, в молодости, и, взяв со стойки регистрации пластиковый прямогольник, пригласила его за собой.
— А…моя карта? — вскочив на ноги, как нашкодивший первоклашка, зачем-то поинтересовался Сергей Михайлович.
— Вот она… — «Симонова» улыбнулась. — Мы отказались от бумажного документооборота. В каждом кабинете есть компьютер, с помощью которого врач может легко просмотреть на этой карточке всю интересующую его информацию. Кстати, если вы решите стать постоянным клиентом нашей клиники, то было бы желательно принести из поликлиники, к которой вы прикреплены, вашу медицинскую карту со всем, что в ней есть. Наши специалисты перенесут всю имеющуюся на ней информацию на эту карточку, что в дальнейшем здорово облегчит труд наших специалистов… Ой, заболталась! Простите… — резко остановившись возле одной из дверей, девушка густо покраснела и, развернувшись на месте, подвела Морозова к двери в кабинет, оказавшейся за его спиной: — Ваш терапевт. Доктор наук, Иевлев Константин Семенович. Прошу любить и жаловать… …Успеть все, что запланировал Иевлев, за полтора часа, остававшиеся до конца рабочего дня, не удалось, однако основную массу требуемых анализов специалисты «Авиценны» сделали. Причем очень оперативно, и, к сильному удивлению Морозова, без присущего российским поликлиникам разгильдяйства, лени и «перерывов на перекур».
Казалось, что каждый из специалистов клиники только и ждал момента, когда очередной клиент перешагнет порог его кабинета! К моменту, когда Саша Симонова, оказавшаяся, на самом деле, Ириной, сказала, что до завершения их рабочего дня осталось десять минут, и оставшиеся анализы можно будет сделать завтра, настроение у Сергея Михайловича испортилось окончательно и бесповоротно. Поэтому, стараясь не встречаться взглядом с сопровождающей его медсестрой, он согласно кивнул, и, выйдя из кабинета отоларинголога, двинулся в сторону регистратуры.
— Нет, ты представляешь? Какой-то вшивый кухонный комбайн! — увидев возмущенное лицо жены и услышав ее голос, он почувствовал тяжесть в груди, и, с трудом затворив за собой дверь, тяжело опустился в ближайшее кресло. Потом закрыл глаза, откинулся на спинку и вдруг потерял сознание…
Отель Harvey Maillot по Rue du D?barcad?re особым шиком не отличался — обычные три звезды и не более. Если бы не близость к центру — при желании минут за пять можно было дойти до Триумфальной Арки, — и не возможность подключаться к интернету прямо в номере, то Франсуа предпочел бы что-нибудь покомфортнее: убогое, почти спартанское убранство обычного номера его слегка корежило. Впрочем, особо шиковать в его положении не было никакого резона, и каждый раз, добираясь до двери в свою комнату, он с тоской вспоминал свой дом. Впрочем, предыдущий отель, в котором он прожил почти три недели, был еще хуже — здесь хоть можно было тренироваться. А, учитывая то, что Мишель появлялся крайне редко, тренировки и интернет занимали процентов девяносто свободного времени.
Увы, как Франсуа не старался, добиться обычного уровня концентрации ему не удавалось: мешали мысли о семье, фантомные боли в вроде бы зажившем после операции лице, злость на самого себя и весь мир, голоса на улице и даже звук включенного у кого-то из соседей телевизора. Три-четыре часа отработки элементарных движений, и наступало состояние, которое Этоли называл «крахом» — клинок в правой руке наливался тяжестью, терялось ощущение его центровки и привычные движения становились похожи на конвульсии подыхающего от голода попрошайки. Первое время Франсуа приходил в еще большую ярость и пытался заставить тело слушаться, однако быстро понял, что в таком душевном состоянии три часа — это максимальное время, которое он способен себя более-менее контролировать. Поэтому сейчас, почувствовав тяжесть в клинке, тут же прекращал тренировку и заваливался на кровать с ноутбуком.
Сайт управления президента открывался буквально минут на десять — на то, чтобы просмотреть новую информацию о планах первого лица страны на ближайшие дни большего времени не требовалось. А потом Этоли включал Counter Strike и на час-полтора погружался в безумие онлайн-боев, лучшего средства для оттягивания плохого настроения. Вид расстреливаемых им противников довольно быстро возвращал ему хоть какое-то подобие внутреннего спокойствия, и, почувствовав, что он снова способен адекватно мыслить, Этоли с трудом заставлял себя выключить игрушку и отправлялся в какое-нибудь кафе. Кушать. Чтобы потом, совершив получасовой моцион по району, вернуться в свой отель и снова взяться за непослушный клинок…
Иногда, укладываясь спать, Франсуа никак не мог заставить себя отделаться от ощущения, что такое существование будет длиться вечно — при тех жалких остатках оптимизма, которые в нем еще сохранились, надеяться на то, что нынешнюю жизнь как-то можно будет откатить обратно, особого смысла не было. Ибо кроме ДОЛГА у него не осталось ничего. Абсолютно. И от этого хотелось завыть…
Нельзя сказать, что Мишель этого не видел — каждый раз, возникая на пороге номера Этоли, он встревоженно вглядывался в глаза ближайшего друга, и старался чем-нибудь его отвлечь. То диском с новой компьютерной игрой, то свежими, только что из пекарни, круассанами, то ожидающей в машине проституткой. Все, кроме женщин, принималось на ура — какое-никакое, а разнообразие. А вот заставить себя провести время с ожидающим внизу «подарком» у Этоли никак не получалось. Трудно сказать, почему — то ли из-за того, что его ни на минуту не покидали мысли о семье, то ли из-за неприятного ощущения, что с новым лицом он перестал быть похожим на самого себя. В общем, покидая гостиницу, Мишель каждый раз сокрушенно вздыхал и бурчал, что «нормальный мужчина может не реагировать на симпатичную молодую женщину только в том случае, если он — труп».