— Беаточка, солнышко, это гнусные инсинуации!!! — взвыл Глаз, и, упав передо мной на колени, принялся заламывать руки. — Не верь ей, она врет…
— Ребята! Может, займемся делом? Мимир! Пленный — в твоем распоряжении. Нам нужно знать язык, и чем быстрее — тем лучше… — неожиданно для себя самой зарычала я. — Я хочу домой. Понятно?
Вовка мигом оказался на ногах и растерянно уставился мне в глаза:
— Кися! Что с тобой, а? Ну что же ты, а? Все будет нормально, правда… Я обещаю…
— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я себе этого никогда не прощу… — прошипела я. Потом повернулась к замершим на месте ребятам и добавила: — И всем вам — тоже. Так что, прежде чем что-то делать — хорошенько подумайте… …Следующие двое суток Вовка от меня не отходил — растерянный и грустный, как побитый щенок, он пытался предугадывать мои желания, то и дело заглядывал в глаза и даже перестал шутить. Глядя, как он мучается, я в какой-то момент вдруг поняла, что перегнула палку — и он, и Ольгерд, и все остальные просто делали то, что должны были делать, и мое выступление просто испортило им настроение и, наверное, сказалось на душевном состоянии. В общем, к моменту, когда Мимир закончил работу с иномирянином, я проиграла битву с разыгравшейся совестью, и решила, что пора извиняться. Однако сделать первый шаг мне не удалось. За меня то сделала Маша:
— Беата! Мне кажется, ты не права… — дождавшись, когда я отправлюсь в «туалет» — в помещение, расположенное в паре сотен метров от нашего лагеря, она увязалась следом и сразу же, как говорил Вовка, взяла «быка за одно место». — Да, если верить пророчеству, Вовка ходит по лезвию ножа… А разве все остальные — нет?
Задумайся — в каждом из этих долбанных стихов есть намек на то, что нас ожидает.
А ведь какие-то из них вы могли пропустить… Вдруг в тех, не прочитанных, есть намек на еще чью-то смерть? Или ранение? Знаешь, я до сих пор не могу привыкнуть к вашему миру — тут, то есть там, на Элионе, вы проливаете кровь так, как будто она — вода! И каждый раз, провожая взглядом уходящего черт его знает куда из Аниора любого из вас, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заорать «стой, куда ты прешь, идиот? ! Я безумно боюсь потерять Олежку, тебя, Деда, Оливию… И в то же время понимаю, что вас нельзя останавливать… Знаешь, я никогда не верила в предопределение, а сейчас стала фаталистом: то, что написано у каждого из нас на роду, обязательно случится. Если, конечно, Судьбу не исправит мой муж, как это у него получилось на Ронтаре…
— Ну, да, если кто и сможет, то только Ольгерд… — задумчиво глядя на трещину в стене, пробормотала я. — Знаешь, мне кажется, что я просто начинаю взрослеть…
И научилась беспокоиться о близких…
— Я требую извинений! По всей форме и от каждого!!! — завизжала Лариса, поняв, что их злоключения, толком не начавшись, уже заканчиваются. — Поверьте, это все вам даром не пройдет!!! Я сделаю все, чтобы вы надолго запомнили каждую минуту нашего пребывания здесь…
— Рот закрой, и не обещай того, чего сделать не сможешь… — накинув на плечи куртку, Михаил Вениаминович вышел в коридор, посмотрел по сторонам, и, дождавшись, пока офицер выйдет из их камеры, направился следом.
Мрачный, как грозовая туча, военный, с трудом сдерживая бешенство, двигался по коридорам с такой скоростью, что Лариса сразу же начала ныть, а буквально через минута подвернула ногу. Впрочем, учитывая совершенно нереальное количество постов охраны, на преодоление каждого из которых уходило минуты по полторы — две, сам Кириллов даже не запыхался. И успел основательно обдумать те вопросы, которые собирался задать на выходе. Поэтому, стоило распахнуться последней двери, ведущей к свободе, как он обошел замершего на пороге офицера и поинтересовался:
— Насколько я понимаю, с нашими близкими на Мартинике та же история, правда? Вас вынудили отпустить всех. Тогда мне надо знать дату и время их возвращения в Париж. Прежде, чем возражать, подумайте… — не дав возмущенному военному открыть рот, Кириллов слегка повысил голос и презрительно усмехнулся: — …может, не стоит злить по мелочам того, кто заставил вас плясать под свою дудку?
— Нас никто не заставлял… — прошипел их сопровождающий.
— Позвольте мне усомниться… И не заставляйте это проверить — к чему вам лишние унижения? Вы же понимаете — один звонок, и ЕГО требования станут чуточку шире…
— У нас есть номер вашего телефона. Сообщим, как там все определится… — офицер, скрипя зубами от злости, все-таки сдался. — Даю слово…
— Вот и отлично. А теперь будьте любезны организовать нам транспорт до ближайшей гостиницы. И оплатите мое проживание до дня их прилета. Кроме этого, мне нужен билет на имя моей бывшей супруги до Москвы — думаю, эта маленькая услуга зачтется вам, как моральная компенсация за наше пребывание у вас в гостях…
— На какое число? — пару раз глубоко вздохнув, практически по слогам поинтересовался его собеседник.
— На сегодня было бы идеально. Но если вы не успеете доставить ее в аэропорт — можете отправить с утра…
— В какую такую Москву? — ошарашено пробормотала Лариса и ошалело посмотрела на мужа. — И почему на «бывшую»?
— Я же тебе говорил — как все закончится, так мы разведемся. А сегодня нас отпустили…
— А я не хочу разводиться! — сжав кулачки, взвизгнула она. — Я тебя люблю, я твоя жена…
— Я сказал все, что хотел. Остальное решишь с моим юристом. В Москве или где ты там устроишься. Карточку твою я пока блокировать не буду — правда, аппетиты слегка ограничу. И не надо истерик — бесполезно. Все, можешь ехать…
— Я… — начала было Лариса, но тут же заткнулась: за годы семейной жизни она научилась чувствовать по голосу супруга, когда спорить абсолютно бесполезно. И… разрыдалась…
Кириллов, не обратив внимания на ее слезы, шагнул к подъехавшему к ним автомобилю, и, кивком попрощавшись с провожающим его ненавидящим взглядом офицером, сел на заднее сидение… …В зале прилета было многолюдно: за последние полчаса совершили посадку семь аэробусов, и толпа, ожидающая выхода своих близких, все прибывала и прибывала.
Следуя за двигающимся впереди провожатым из GIGN, Михаил Вениаминович без особых проблем прошел в таможенную зону, и вскоре добрался до места, где ожидали посадки на рейс до Москвы прилетевшие с Мартиники россияне.
— Миша! Мишенька!!! — истошный вопль тещи, заметившей зятя, кажется, заставил обернуться даже тех, кто находился в противоположном краю огромного зала. — Как здорово, что ты здесь!!! Дай, я тебя расцелую! А где моя кровиночка?
— Лариса улетела в Москву. С ней все в порядке… — с трудом увернувшись от объятий Анны Константиновны, Кириллов сделал шаг в сторону и оглядел мрачные лица восседающих в креслах соотечественников. — Извините, мне надо переговорить с некоторыми вашими коллегами по несчастью…
— Не поняла? — зашипела мгновенно разъярившаяся женщина, и вдохнула в грудь побольше воздуха, но ее прервал шагнувший из-за спины Кириллова офицер: