А затем грянул и штыковой бой. Офицеры вели солдат за собой, и неприятель, не приняв удара, отступил. Размахивая саблями, впереди всех бежали батальонные командиры майоры Забелин с Езерским, ротный капитан князь Шихматов. Потому им были и первое ядро и первая пуля, но иначе офицеры российской армии никогда не поступали. Французы стали медленно отходить. Увидя спины врага, наши поднажали и ударили вдогон. Французы покатились все быстрее, уже не рискуя предпринимать что-либо серьезное.
Из воспоминаний участника сражения за гору Бар-гат: «Черногорцы соревновали нашим солдатам и с таким жаром бросились штурмовать первое укрепление, что редут с 10 пушками был немедленно взят открытою силою. Таким образом, преоборя укрепления, природою устроенные, и несмотря на картечи, коими искусственно хотели отразить хитрые храбрых, французы уступали одну за другою три свои линии и батареи, оные защищавшие. Тут генералы их старались показать свое искусство, обходили наши фланги, но ничто им не помогло, они везде были предупреждены. Русский штык и дерзость черногорцев повсюду торжествовали… Одержана достославная победа над неприятелем превосходным, предводимым искусным генералом Лори-стоном, и укрепленная неприступная гора Баргат над Рагу зою занята».
Вечером Сенявин набросал донесение Александру Первому: «Доказано… что для храбрых войск Вашего Императорского Величества нет мест неприступных, ибо они везде разбили неприятеля…»
* * *
Сражение за Рагузу случилось 5 июня 1806 года. Если бы только мог знать Сенявин, что происходило в эти самые дни в Петербурге и Париже! Но знать этого ему было не дано… А там вновь, как и раньше, в победную поступь русских воинов вмешалась высокая политика, и в какой уже раз просчеты кабинетных стратегов перечеркнули то, что было добыто кровью на полях брани!
Что же случилось в Европе в первых числах далекого от нас 1806 года? А случилось следующее… Наполеон, уязвленный «неуступчивостью» Австрии в отношении Бокко-ди-Катторо, выдвинул Вене ультиматум: или – или! Судьба империи Габсбургов повисла на волоске. Император Франц буквально заламывал руки перед послом Разумовским, умоляя того хоть как-то повлиять на упрямого Сенявина.
– Вы же сами толкаете нас к войне с Парижем! Но войны теперь уже не будет, будет бойня! Наполеон раздавит нас, а потом возьмется и за вас. Знаете, какая у него сила? А потому лучше отдайте корсиканскому чудовищу Далмацию, пусть он ею подавится! Спасите нашу дружбу! Спасите нас!
– Дипломатия хороша только тогда, когда она подкреплена штыком! – резонно заметил императору Разумовский. – Однако Россия постарается изыскать возможность помочь своему союзнику!
Заволновались не на шутку и в Санкт-Петербурге. Император Александр не желал нового и окончательного разгрома Австрии, видя в ней своего важного стратегического союзника на будущее. А тут еще тревожные слухи из Лондона. Англия, этот непримиримый и извечный враг Французской революции, после внезапной кончины своего премьера Вильяма Питта Младшего желала круто изменить политику и идти на мир со всесильным Парижем. С этой целью на переговоры с Талейра-ном был послан инкогнито лорд Ярмут. Не решилась порвать с Наполеоном пока и Пруссия. Фридрих Вильгельм Второй все еще тешил себя иллюзиями относительно обещанного ему Ганновера. России грозила незавидная участь остаться один на один против всей Европы. Тогда Александр Первый решился на шаг, на который не смог решиться даже после Аустерлица: на время помириться со своим главным врагом.
– Этот мир вовсе не будет долгим! – объявил он узкому кругу друзей. – Это будет всего лишь передышка!
Советнику Министерства иностранных дел Убри Александр дал все полномочия для переговоров. 5 июня, в день битвы за Рагузу, Убри спешно прибыл в Париж, а еще три дня спустя там был подписан и мирный договор между Россией и Францией. Параграфы его вызвали немалое удивление даже у видавших виды политиков. За призрачное обещание вывести в течение трех месяцев французские войска из Германии Убри согласился отдать Парижу Катторо даже до утверждения договора царем. Как затем говорили в Петербурге, скорее всего, при этом не обошлось без хорошей взятки. Но даказать факт подкупа не удалось, а может быть, просто и не хотелось. Предполагалось,что Александр не ратифицирует подписанные Убри бумаги. Но российский император по каким-то своим соображениям медлил с принятием окончательного решения. Ситуация повисла в воздухе.
8 июня в российский полевой лагерь у Старой Рагузы прибыл курьер. То был представитель министра иностранных дел поручик Фенш. В послании министр осторожно хвалил вице-адмирала, но тут же оговаривался, что, прежде чем на что-то решиться, следует советоваться с ним. Относительно последних новостей об отношениях с Францией министр промолчал. Но и того, что читалось между строк, уже было достаточно, чтобы понять: настоящая дипломатическая чехарда еще только начинается.
* * *
На «Венусе» ставили паруса. Фрегату предстояло срочно идти на охрану захваченного у французов острова Курцало. Уже на выходе из пролива сошлись с фрегатом «Автроил». Развозов переговорил с его капитаном Бокманом. «Автроил» имел ту же задачу, что и «Венус». Капитаны решили идти к острову вместе.
До Курцало дошли без приключений. Море было пустынно, ветер легкий и попутный. Офицеры откровенно страдали. Сейчас, когда сухопутные войска сражались под Рагузой, а линейные корабли прикрывали их с моря, было обидно заниматься охраной пусть важного, но все же отдаленного острова. Однако вскоре пришлось встрепенуться. На рагузском берегу, отделенном от острова четырехмильным проливом, моряки заметили передвижение каких-то войск. Прикинули, что нашим здесь быть пока рано. Значит, французы! На фрегатах ударили тревогу, зарядили пушки картечью и двинулись к материковому берегу. Однако, подойдя ближе, в зрительные трубы рассмотрели австрийские флаги. – Отбой! – скомандовали канонирам.
Те с явной неохотой наклоняли стволы и выкатывали из них обратно на палубы черные чугунные шары.
К австрийцам для выяснения ситуации Развозов отправил Броневского. Союзники встретили шлюпку настороженно. Кроме офицера, никому покидать ее не разрешили. Рядом выставили усиленный караул. Матросы поносили карауливших последними словами и грозились отлупить. Те потрясали ружьями с примкнутыми штыками.
– Ты, австрияка, ружжом своим не очень-то тряси, а не то я тебя веслом по башке тресну! Попробуешь русского угощения!
Броневского под конвоем отвели к штабной палатке, где отдыхал от ратных трудов командир отряда фельдмаршал-лейтенант граф Беллегард. Как младший по званию, Броневский доложился, кто он и что в здешних водах делают российские корабли. Затем вежливо поинтересовался, не собираются ли австрийцы поддержать Сенявина во взятии Старой Рагузы.
– Об этом не может быть и речи! – замахал пухлыми ладошками толстый Беллегард. – Мы, конечно, еще ваши союзники, но мы теперь и друзья французского императора!
– Но разве так бывает? – невольно вырвалось у русского лейтенанта.
– На войне и в политике бывает всякое, молодой человек! – покосился на Броневского фельдмаршал-генерал, явно раздосадованный неучтивостью.