Война могла разразиться каждую минуту. Подобная реакция Англии и позволила ряду историков считать, что инцидент в Северном море мог быть спровоцирован «владычицей морей» с целью оказать услугу Японии. Тем более что ещё в январе 1904 года японский посол в Лондоне барон Таями просил у лорда Ленсдоуна не допускать прохода русских кораблей на соединение с Тихоокеанским флотом. Ленсдоун дал требуемое обещание, подтверждённое затем и английским правительством. Провокационный инцидент у Доггербанки мог быть хорошим предлогом для последующего выдвижения России перечня требований, полностью удовлетворяющих просьбу Японии. Отойти впоследствии от своих ультимативных требований Англию, по-видимому, заставило пугающее её быстро растущее русско-германское сближение, и она, вдруг переменив тон, согласилась на передачу дела в специальный международный трибунал, что и было оформлено англо-русской декларацией от 25 ноября 1904 года.
Россия предложила уладить инцидент цивилизованно и собрать международную следственную комиссию, взяв за основу её деятельности принципы Гаагской конференции. Англия приняла предложение.
В силу соглашения между обоими правительствами комиссия должна была произвести расследование и представить доклад об обстоятельствах происшествия, в особенности по вопросу о степени ответственности и порицании, которому должны подвергнуться подданные обеих сторон, подписавших соглашение, или какой-нибудь другой страны, на тот случай, если ответственность будет установлена следствием. Членами следственной комиссии были представитель России адмирал Дубасов и Англии — адмирал Бьюмонт. Россия пригласила в комиссию Францию, которая назначила адмирала Фурнье, Англия — США, представителем которых был адмирал Дэвис. Председателем был избран Фурнье. 22 декабря 1904 года комиссия собралась в Париже и выбрала 5-м членом австрийского адмирала Шпауна. Заседания комиссии продолжались с 9 января по 25 февраля 1905 года.
Адмиралу пришлось нелегко, но Дубасов был калач тёртый, да и дипломатическую школу на Дальнем Востоке тоже прошёл неплохую.
— То, что совершили русские моряки, иначе как пиратством не назовёшь! — начали обсуждение адмиралы европейских держав.
— Почему же? — невозмутимо парировал Дубасов, — История знает примеры недоразумений и почище.
— Например? — откинулся в кресле адмирал Бьюмонт.
— Пожалуйста. — Дубасов разгладил свою окладистую бороду. — В одна тысяча девятисотом году во время Боксёрского восстания в Китае английские моряки убили нескольких русских матросов, хотя мы были союзниками.
Англичанин потускнел:
— Это произошло по ошибке, и мы тут же принесли свои извинения.
— За инцидент у Доггербанки мы тоже принесли свои извинения, а семьям погибших моряков наше правительство выплатило шестьдесят пять тысяч фунтов стерлингов. И это при том, что британское правительство семьям наших матросов не выделило ни копейки.
В конце концов всё упёрлось в неизвестный миноносец, который оставался на месте инцидента в течение всей ночи, но так и не оказал помощи погибающим английским рыбакам.
— Где же ваше человеколюбие? — снова стали напирать на Дубасова адмиралы-эксперты. При этом почему-то больше других горячился австриец, желая, наверное, показать, что и он тоже в морских делах кое-что понимает.
— По моим данным, «неизвестный миноносец» как раз и был одним из тех, кто атаковал ночью наши корабли! — парировал российский адмирал.
— У нас сведения иные! — покачал головой англичанин, закуривая сигарету.
— Кто-то из нас ошибается! — ухмыльнулся Дубасов.— Но дело в том, что в ночь нападения все русские миноносцы уже находились во французском порту Брест, так как шли впереди эскадры. Об этом хорошо известно французским властям.
Представитель Франции тут же полистал бумаги и утвердительно закивал головой:
— Да, мы подтверждаем этот факт!
— Но рыбаки могли принять за миноносец вашу плавмастерскую? — пытался спасти положение англичанин.
— Я думаю, что даже австрийские рыбаки никогда бы не спутали огромную плавмастерскую с 250-тонным миноносцем Что же тогда говорить об английских моряках? — ответил Дубасов.
Следственная комиссия зашла в тупик: адмиралы не знали, что делать дальше. Было совершенно очевидно, что российская сторона в происшедшем не виновата, а за инцидентом кроются какие-то тёмные политические игры, в которые экспертов не посвящали. Англичанин пытался, правда, ещё сохранить лицо и поднял вопрос о том, что для доказательства невиновности Рожественского необходимо найти хотя бы один из неизвестных миноносцев или хотя бы выловить торпеду. Но на этот раз против упрямого британца выступили французский и австрийский адмиралы.
— Найти миноноску в Европе то же самое, что иголку в стоге сена! — одёрнул своего коллегу француз.
— А мина Уайтхеда имеет клапан самозатопления, который срабатывает по прохождении определённой дистанции! — заявил австриец и ядовито добавил: — Странно, что британские моряки об этом не знают!
В итоговом докладе комиссии международные комиссары признали «приятным долгом единодушно заявить, что адмирал Рожественский лично сделал всё, что было возможно, с начала до конца, чтобы воспрепятствовать стрельбе в рыболовов, узнанных как таковых». В заключительном же абзаце документа было сказано, что все проведённые экспертной комиссией разбирательства «не бросают никакой тени на военные способности или на чувства».
Выяснив фактическую обстановку Гулльского инцидента, комиссия сочла свою обязанность исполненной. Остальное, т.е. соглашение Великобритании с Россией относительно размера вознаграждения жертвам катастрофы, было совершено дипломатическим путём.
Работа международной следственной комиссии и поведение на ней представителей Англии и России произвела на непосвящённых весьма странное впечатление. «Вина» России была вроде бы установлена, а это прежде всего и было нужно следственной комиссии, в которой первую скрипку играла Англия. Однако при этом все члены трибунала — четыре адмирала, — категорически отрицая факт присутствия миноносцев близ Доггербанки, также категорически единодушно не подтвердили виновность адмирала Рожественского и офицеров эскадры. С каждым днём заседания трибунала англичане становились всё более сговорчивыми, и дело практически «закончилось ничем», если не считать денежного штрафа в 65000 фунтов стерлингов, который и был выплачен Россией за убытки, причинённые инцидентом. Поиск истины принесли в жертву соображениям политики.
По мнению В. Теплова, автора вышедшей в 1905 году в свет книги «Происшествие в Северном море», русская делегация располагала неопровержимыми доказательствами о закупке японцами английских миноносцев, сведениями об их командах и планах нападения на эскадру, но не могла предъявить на суде ни одного убедительного довода о присутствии у Доггербанки японских кораблей.
Представитель России адмирал Фёдор Дубасов с досадой доносил в Петербург «…В присутствии миноносцев я сам, в конце концов, потерял всякую веру, и отстаивать эту версию при таких условиях было бы, разумеется, невозможным». К числу «таких условий» следует отнести и полную невозможность каким-либо образом использовать агентурные данные Гартинга в качестве доказательств и аргументов русской стороны при судебном разбирательстве инцидента. Русская делегация предполагала вызвать в качестве свидетелей команду шхуны «Эллен», завербованную Гартингом и, по его донесению, якобы видевшую в море японские миноносцы. Однако в ответ на телеграмму Дубасова о вызове в суд указанных свидетелей директор Департамента полиции А.А. Лопухин прислал 26 октября 1904 года начальнику Главного морского штаба письмо следующего содержания: «Ввиду сохранения тайны организованной в датских водах охраны, мною было предложено Гартингу исключить из неё шхуну „Эллен“ вовсе, обеспечив всеми средствами об умолчании при допросе о существовании охранной организации. Ныне Гартинг телеграфирует, что в случае необходимости подвергнуть допросу экипаж названной шхуны не представляется возможным обеспечить умолчание о существовании организации русского правительства».