Однако здесь сразу же бросается в глаза одна явная несообразность. По словам гиляков, выходило, что вокруг «Камчадала» никаких льдов не было и в помине, а их нагнало к нему гораздо позднее. И снова вопрос если льда не было, почему же команда тендера не завезла верп? Ведь к этому явно готовились. Может быть потому, что неожиданно ушла шлюпка, но зачем и куда?
Член комиссии корпуса флотских штурманов Петров продолжал собирать сведения на берегу. 14 января 1857 года ему стало известно, что у жителей деревни Теньга (север Сахалина) находятся некоторые вещи с какого-то судна, предположительно с «Камчадала». Разумеется, Петров немедленно выехал в неблизкую Теньгу. При осмотре этих вещей Петров обнаружил две китайские шкатулки, ружье и револьвер. Эти предметы, по словам теньговцев, лежали в ящике, принайтованном к диванной раме, то есть были подготовлены к отправке не берег. Однако все это они нашли еще в июле Значит, вещи не с «Камчадала»? Очень странно, ведь аварий других судов, по данным командования, здесь не было уже весьма давно. Разве потерпело аварию какое-нибудь частное судно.
Помимо всего прочего, гиляки сообщили о трех телах и шлюпке, выкинутой на берег будто бы еще в августе. Шлюпку эту вытащили на берег, а тела погребли. Осенью же нашли еще и бочонок с водкой. Он вмерз в лед около места крушения тендера. Водку гиляки, разумеется, выпили. Вот такое странное сообщение. По всему было похоже, что и шлюпка, и погибшие были с «Камчадала», не совпадало, однако, время. Почему местные жители упорно говорят об августе? Август и ноябрь… Как наложить их друг на друга? Не могли же гиляки перепутать август с октябрем или ноябрем. Все-таки это минимум дней сорок. Впрочем, всякое случается.
По приказанию Петрова произвели эксгумацию одного тела: мертвец в теплой синей рубахе лежал лицом вниз. Волосы светло-русые. В теплой… рубахе блондин… Похоже, что с «Камчадала».
Петров внимательно осмотрел шлюпку, наружная обшивка не пробита. Воздушные ящики для увеличения плавучести в носу и корме срезаны.
Если предположить, что найденная шлюпка была все же с «Камчадала», то события на тендере могли развиваться следующим образом: после посадки на мель команда попыталась самостоятельно сняться с нее, но усомнилась в успехе. Тогда решили часть экипажа отправить на берег за помощью. Пошло три человека. Очевидно, берега они не достигли. Напрасно прождав их, еще четыре человека по едва ставшему льду двинулись к берегу, но также все погибли на переходе.
Оставшиеся на борту после долгого и безнадежною ожидания замерзли. Но почему замерзли? Разве у них не было дров и еды? А был ли должный порядок на борту транспорта? Почему команда не зимовала на судне, ведь морякам ничего серьезного не угрожало, подобным образом зимовали и до, и после них? Много вопросов, на которые и по сей день нет однозначного ответа.
Заключение этому печальному происшествию сделал в генерал-аудиторате в Санкт-Петербурге контр-адмирал Завойко: «Я скорблю о потере людей 46-го экипажа, которые перенесли столько трудов, и о бедном народонаселении, которое обречено бедствовать без продовольствия».
Командиру портов контр-адмиралу Казакевичу ставилась в вину посылка в столь позднее, несудоходное время ветхого судна («Камчадалу» на момент гибели исполнилось 16 лет). В свою очередь, Казакевич, оправдываясь, говорил об опытности прапорщика Кузьмина, об уверенности командира тендера в выполнении полученного приказа и о необходимости любой ценой обеспечить людей продовольствием Решающим аргументом оказался встречный вопрос Казакевича к следователям:
— Так может, вообще следовало бы оставить Удинский порт без зимних припасов?
На это следователи дипломатично промолчали. Все прекрасно понимали, что посылал Казакевич «Камчадал» не от хорошей жизни, а в силу сложившихся форс-мажорных обстоятельств. Скорее всего именно поэтому дело «Камчадала» было в конце концов оставлено «без последствия» и легло на архивную полку.
Коварный Амурский лиман стал могилой для одного из небольших судов Сибирской флотилии, многие годы выполнявшего незаметную, но такую нужную людям работу по освоению Дальневосточного края. У «Камчадала» и «камчадальцев» никогда не было и вряд ли когда-нибудь будет хоть какой-то памятник. Трагедия «Камчадала» лишь одна из многих.
Морем братьев Лаптевых названа часть Северного Ледовитого океана у берегов Сибири, между Северной Землей и Новосибирскими островами, в честь братьев Харитона и Дмитрия Лаптевых, исследовавших его берега в составе Великой Северной экспедиции. Название впервые предложено академиком Шокальским и окончательно закреплено на картах в советское время.
Большая советская энциклопедия
В студеную зиму в сельце Пекарево, что затерялось средь псковских чащоб, умер местный помещик Лаптев. На санях гроб с телом покойного отвезли в местную часовню, где нетрезвый приходский поп наскоро отслужил панихиду. Хоронили тут же. Музыки никакой не было, покойного опускали в могилу под вой метели.
Вечером на поминках окрестные помещики, выпив изрядно за упокой души, вспоминали, что был сосед здоровьем слаб, а по характеру добросердечен, поговорили и о многолетней земельной тяжбе покойного с помещиком Авраамием Абарютиным, человеком наглым и нахрапистым. Сын усопшего, уездный почтмейстер, обходя гостей, молча подливал им в стаканы стылую водку. Подвыпив, зашли гости и в кабинет хозяйский. Там, над дубовым столом, — во всю стену карта морей Ледовитых с медведями да китами невиданными. По карте знаки непонятные да надписи неразборчивые. Подивились:
— Эка пропасть, ни дать ни взять край света!
Кто-то вспомнил, что был покойный мореходом, а потому, видать, и карты морские вешал. Повздыхали, перекрестились напоследок и разъехались. Случилось это на самом исходе года 1763.
А над погостом уже вовсю бушевала метель, занося свежий могильный холм снегом, и в стоне зимнего ветра чудился стон и последнее прости иной земли и иных краев.
* * *
…Встречный норд-ост отчаянно кренил фрегат, и тогда «Митава» почти всем бортом ложилась в волну. Парусов, однако, не убавляли. Капитан Дефремери спешил.
В самом разгаре была война за польское наследство. Русская армия, осадив, бомбардировала Гданьскую крепость, где безуспешно отсиживался французский ставленник Станислав Лещинский. Фрегату было назначено, прибыв на Гданьский рейд, вызнать: суда каких держав возят осажденным ядра и порох.
Плавание «Митавы», однако, закончилось печально. На самом входе в Гданьскую гавань фрегат внезапно окружила французская эскадра. Французы, которых растерявшийся Дефремери посчитал нейтральными, принудили капитана спустить свой флаг. До самого конца войны капитан и офицеры с командой сидели в плену, а после подписания мира вернулись в Кронштадт. Согласно морскому уставу всем офицерам «Митавы» грозила смертная казнь. Самыми старшими среди обвиняемых были названы капитан Дефремери и мичман Григорий Спиридов (будущий адмирал и победитель при Чесме), а самым младшим — мичман Харитон Лаптев. Спас жизнь и честь офицеров сам капитан, не без труда доказавший, что старший флагман адмирал Гордон не передал своевременно ему сенатские ордера, велевшие считать французов неприятелем. Гордону было сделано внушение, а подсудимых оправдали. Однако, несмотря на оправдательный приговор, отношение к «митавцам» осталось недоверчивое: мало ли что еще они выкинут! Так неудачно началась служба мичмана Лаптева, человека, чье имя спустя многие века будут с благодарностью вспоминать потомки.