— Будет вам земля эта каменная пухом! Тебе ж, друг мой, обещаю, что не пощажу своей жизни, продолжая тобой начатое, и не покину сии места, пока всего, что положено, не закончу, как должно!
Вдали материка виднелись уходящие за облака горы — отроги Быррангеского хребта. И снова открытия: остров Петр Южный и остров Петр Северный, остров Андрея. За островом Андрея берег повернул резко к западу. Чтоб точнее уяснить точку этого поворота, Лаптев высадился на берег. Вместе с Челюскиным они определили место по солнцу. Из плавника соорудили треногу, меж бревен подвесили на струне квадрант. Оба с вниманием следили за тенью поднимающегося светила. Наконец тень перестала уменьшаться.
— Все, наводи! — велел Лаптев.
Челюскин быстро навел на солнечный диск визирные нити диоптров. Вычислили пройденное зенитное расстояние. Затем достали таблицы меркаторские и уже по ним определили широту места. Получилось 76 градусов 41 минута (сегодня установлено, что это место соответствует нынешнему острову Кошка).
Пока возились с квадрантом, на северо-западе заметили еще один остров.
— Что за день сегодня в святцах? — поинтересовался Лаптев.
— Святого Павла! — доложили ему, полистав замусоленную от долгого употребления книжицу.
— Так сей остров отныне и величать станем!
Затем был открыт неподалеку остров Святого Игнатия и многие другие. Дальше шли в зависимости от обстановки то на веслах, то под парусами. Наконец уперлись в границы льдов.
— Все! Дале дороги нет! — опустил зрительную трубу лейтенант Лаптев. — Кажется, приплыли!
Но и здесь после некоторых раздумий выход все же сообща нашли. На втором ялботе свезли на ледовый припай собачью упряжку с нартами. За каюра — геодезист Чекин, с ним солдат.
— Выясни, Никифор, сколь долго лед тянется да нет ли где в нем прохода! — велел лейтенант.
Одновременно Семен Челюскин отправился осматривать ближайшую губу. Чекин вернулся через сутки.
— Поле ледяное бескрайне! — доложился он, стараясь размять занемевшие от долгой езды ноги.
Так команда первый раз добрым словом помянула предусмотрительность своего командира, догадавшегося взять в экспедицию собачью упряжку. В капитанской выгородке Лаптев меж тем собрал на совет всех судовых унтер-офицеров. Решали сообща, как быть дальше. Разложили карты, Лаптев дотошно вымерял пройденные расстояния. Мнение у всех было единодушным: из-за «припятствия льдов и позднего времени» идти на зимовку. В Оленекский залив решили не возвращаться, чтобы на будущий год быть ближе к сегодняшнему месту.
На обратном пути «Якутск» попал в сильный шторм; благо, что ветер дул попутный. А вот и Хатангский залив. Там зимовье и провиант с запасным ялботом. К берегу, однако, из-за льдов близко подойти не удалось. Опять собрали совет. Челюскин с Чекиным уже имели свое мнение.
— Идти надобно в устье речки Хатанги, — взял слово Челюскин. — Мне о ней еще в прошлом году оленекские промысловики сказывали. Там и вход глубок, и зимовье есть, а выше по течению и деревни.
— Добро! — согласился Лаптев. — Ворочаем на Хатангу! Тем более что иного выхода у нас просто нет!
Едва вошли в реку — вылезли на отмель. Это было и не мудрено, ведь в здешних местах никто еще никогда с Сотворения мира не плавал, все в этих забытых Богом краях свершалось впервые. Пришлось мореплавателям, облегчая дубель-шлюпку, вылить из бочек пресную воду, после чего кое-как стянулись. Осторожно лавируя меж подводных камней и песчаных наносов, дошли до зимовья. Его хозяин, русский промышленник Денис, помог найти место для безопасной стоянки. Затем выгрузили все припасы, из плавника соорудили жилые избы. Печи выложили из тяжелых сланцевых плит, а щели меж бревен в стенах забили мхом. Лаптеву выстроили отдельную избушку, свой домик выстроили и унтер-офицеры. Особый сарай, именуемый в документах Лаптева не иначе как «сокровенное место», был сложен для хранения парусов, такелажа и пушек. Затем, сколько хватило времени, заготовляли дрова. Неподалеку располагалось стойбище эвенков, которые также помогли в организации зимовки и свежим мясом.
А скоро ударили и настоящие морозы. Но и зимой Лаптев не прекращал вести научные записи, отмечая в них все, что видел и приметил: «18 сентября. Ветер был меж остом и норд-остом средний, небо чистое, сияние солнца и мороз великой. Река Хатанга почти вся стала, токмо во многих местах есть великие полыньи и ходить нельзя. От северной стороны были на небе кометы или северное сияние».
Когда же стала река, приехали якуты на оленях, сообщили, что провиант у Усть-Олекского залива в целости и готов к отправке сюда. За провиантом вместе с якутами послали двух солдат. Тогда же Лаптев отправил в Якутск и солдата Антона Воронова с письмом к командору Берингу об итогах нынешнего похода. Передал он Воронову и еще одно письмо — для брата. Просил его Харитон прислать ему запасной якорь, потому как собственный плохо держал судно; кроме того, уж очень хотелось узнать ему, как далеко удалось продвинуться на восток Дмитрию. Спустя некоторое время часть припасов привезли через залив в устье реки Журавлева.
Зимовка на Крайнем Севере — дело многотрудное и опасное. История знает немало примеров, когда зимовщики так и не доживали до весны, умирая то от тоски, то от безжалостного скорбута-цинги. Зная это, Лаптев все время занимал людей делом. Кто за олениной да рыбой к якутам и эвенкам ездит, кто вахту на дубель-шлюпке несет, кто порядок в избах поддерживает и пищу готовит; ловили песцов, мастерили весла из бревен. Дело находилось каждому. Чтобы не заболеть цингой, пили воду, настоенную на горохе. Питались свежей олениной и рыбой. Расплачивались табаком, в то время наиболее ценной валютой среди сибиряков. Многие по примеру якутов пили свежую оленью кровь, что сразу же прекращало всякие признаки цинги. Больных по этой причине было мало. За всю зимовку умер лишь один матрос, да и то от «французской» болезни, которой был подвержен и ранее.
На протяжении всей зимы боцманмат Медведев с геодезистом Чекиным выезжали на гидрографические работы. Вместе с Челюскиным и Чекиным Лаптев впервые из европейцев обратил внимание на то, как необычно ведет себя в высоких широтах компас. Не час и не два просиживали над компасной картушкой друзья-соратники, силясь понять, что же происходит с магнитной стрелкой. В своем журнале лейтенант с тревогой помечает. «…Пелькомпас склонение от правого севера весьма много стал показывать, и не равное; и уповаемо, что в здешних северных местах магнитная сила служить не стала». Встречаясь с якутами, эвенками и промысловиками, Лаптев сделал весьма важный для себя вывод — морем далее на запад продвинуться на будущий год будет так же трудно, как и в этот, а потому следует готовиться к объезду берегов на собачьих упряжках. Любознательный Лаптев интересовался и вещами иными, записывая в свой личный журнал все интересное «для известия потомкам»: «По сей тундре, а паче близ моря, лежащие находятся мамонтовые роги, большие и малые. Тако ж и другие от корпуса кости. А на иных реках здешней тундры из берегов вымывает и целые звери мамонты, с обоими рогами. На них кожа толщиною в 5 дюймов, а шерсть и тело истлелые. А протчии кости, кроме помянутых рогов, весьма дряблые… Сей зверь мамонт есть, мнится быть, и ныне в море Северном на глубоких местах…»