Восставшего лейтенанта-демократа рьяно защищал своим пером демократ поручик. По существу, с лёгкой руки Куприна и началась травля Чухнина. Куприн, как и Эйзенштейн, при съёмках сцены выноса брезента для расстрела матросов «Потёмкина» перепутал век восемнадцатый с двадцатым! Разыгралось воображение! Попробовал бы Чухнин повесить на самом деле хотя бы одного матроса, он тут же лишился бы своих погон! Впоследствии Куприн извинялся, что, дескать, «несколько приукрасил» события в Севастополе. Вице-адмирал Чухнин, как известно, подал на писателя в суд за заведомую клевету и последний был изгнан из Севастополя с запрещением появляться там до конца жизни.
Вся дальнейшая жизнь Куприна — это подтверждение его беспринципности и всеядности. Как известно, в годы Гражданской войны Куприн поначалу просчитался в выборе стороны. Он верой и правдой служил в армии генерала Юденича и бодро шёл вместе с ней на Красный Питер, но прошло время и, будучи прощён Сталиным, Куприн вернулся из эмиграции и уже вовсю славил режим, против которого ещё не столь давно яростно сражался. Менялась конъюнктура, незамедлительно менялся и Куприн. Типичный жизненный путь истинного демократа! Закончил свой жизненный путь он вполне закономерно — законченным алкоголиком. Можно ли после всего этого доверять Куприну как документальному источнику?
Верить либералам и революционерам вообще очень сложно. Очень часто их воспоминания являлись следствием политической конъюнктуры, и ярлыки навешивались на исторических деятелей, исходя исключительно из неё. Вот типичный тому пример — личность адмирала Скрыдлова. Храбрец и Георгиевский кавалер, он наряду с этим отличался большой либеральностью и добротой к подчинённым. Скрыдлов дважды командовал Черноморским флотом. Первый раз до 1904 года, когда был назначен командующим Тихоокеанским флотом и выехал во Владивосток. После окончания Русско-японской войны и убийства Чухнина, он снова был назначен черноморским командующим. Что же пишут о нём революционеры?
Некто социалист И. Яхновский: «Зачастую в доме терпимости появлялся адмирал Скрыдлов, командующий Черноморским флотом, здоровался и, когда ему дружно отвечали, подзывал к себе по очереди и спрашивал: „Почему не идёшь в комнату с девушкой?“ Получив ответ: „Нет денег“, выдавал по тридцать копеек, добавляя: „Ступай“. После таких прогулок каждый раз молодых, цветущих, здоровых юношей по несколько человек отправляли в госпиталь для лечения от разных венерических болезней. Этот же адмирал Скрыдлов, если встречал гуляющего матроса на главных улицах Севастополя или на Приморском бульваре… при встрече бил толстой палкой, с которой он обыкновенно ходил».
Другой участник севастопольских событий 1905 года, Жительский, придерживается совершенно иного взгляда на личность Скрыдлова: «Адмирал Скрыдлов был главным командиром Черноморского флота до Чухнина, но за его либеральное и гуманное отношение к низам черноморского состава он скоро был смещён. Команда Скрыдлова любила. Я помню, во время восстания многие из товарищей, быть может, и слишком ошибочно, но допускали мысль, что если бы был Скрыдлов, то он стал бы во главе восставших войск. После суда, накануне отправки осуждённых на каторгу, Скрыдлов явился проститься с осуждёнными. Войдя в помещение, он поздоровался так: „Здорово, братцы. Я буду стараться облегчить вашу участь“, — и это обещание он выполнил, так как сроки наказания были сокращены в 1–3 раза и только благодаря его хлопотам. Я помню, в 1906 году черносотенная газета „Киевлянин“ по этому поводу писала: „Нужно как можно скорее убрать адмирала Скрыдлова, который каторжан называет "своими братьями". Это не главный командир, а революционер, который своим либеральным обращением разлагает Черноморский флот“».
Но вернёмся к расстрелу крейсера «Очаков». На самом деле никакого бешеного и беспощадного расстрела «Очакова» не было и в помине. Даже рассуждая логически, невозможно предположить, чтобы командование Черноморским флотом горело желанием обязательно уничтожить собственный новейший крейсер. Задача Чухнина была совершенно иной: заставить мятежников прекратить огонь и спустить флаг. Едва это было исполнено, как огонь был немедленно прекращён.
Очень любопытно описан повод начала обстрела «Очакова» уже знакомым читателю героем Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн генералом Д.И. Гурко, непосредственным участником событий. Вот что написал Д.И. Гурко о событиях в Севастополе в ноябре 1905 года:
«В мае в Одессу приехал генерал барон Меллер-Закамельский. Он был послан в Севастополь, где, по не совсем точным сведениям, взбунтовался весь флот и весь местный гарнизон. Барон Каульбарс предложил мне поступить в распоряжение барона Меллера, которого я хорошо знал по Варшаве. У него была оригинальная внешность: очень маленький рост и моложавое лицо, похожее на молодого розового вербного херувима. Согласно репутации у него был сильный характер, не соответствовавший его внешности. Прикомандирован я был к барону неофициально — официально Каульбарс мною распоряжаться не мог, так как в Одессе я находился для лечения от ран.
Барон Меллер тотчас отправился в Севастополь на пароходе „Пушкин“. Прибыв туда, он застал следующую картину: большая часть флота под командой лейтенанта Шмидта действительно взбунтовалась. Это было опасно в особенности потому, что в гавани стоял минный транспорт „Буг“, нагруженный минами. Количество мин на нём было таково, что в случае взрыва на воздух взлетели бы не только все находящиеся в порту суда, но и сам город Севастополь. Кроме того, взбунтовалась бригада 14-й пехотной дивизии. Правда, ко времени нашего приезда один из полков, не помню который, Люблинский или Житомирский, пришёл в порядок. Кроме того, взбунтовалась почти и вся крепостная артиллерия.
Хотя было около 10 вечера, барон Меллер с пристани отправился прямо в казармы, поднял полк по тревоге и обратился к нему со следующими словами:
— Вы пришли в порядок и сознали свою вину, но этого недостаточно, нужно ещё заслужить своё прощение. Если вы хорошо его заслужите, я буду просить Государя, чтобы он вам простил.
Полк дружно ответил:
— Постараемся, ваше сиятельство.
Офицеры сказали, что они за полк ручаются. Тогда Меллер приказал раздать нижним чинам боевые патроны и повёл полк в боевом порядке, при бое барабанов, к казармам другого полка бригады. Солдаты, узнав, что на них идут, с боевыми патронами, их однобригадники, тотчас связали трёх агитаторов евреев и выстроились на своём дворе, призвав своих офицеров, которых они перед тем выгнали. Меллер, поздоровавшись с полком, сказал ему приблизительно то же, что и предыдущему, и пошёл с обоими полками наводить порядок у артиллеристов. За ночь он это сделал без единого выстрела, и орудия — по большей части мортиры — были повёрнуты в сторону бухты. Утром их навели для залпа по „Очаков“ (в своих мемуарах Д.И. Гурко ошибочно именует крейсер „Георгием Победоносцем“. — В.Ш.).
Рано утром барон Меллер приказал всем начальникам отдельных частей собраться на Мичманском бульваре и объявил собравшимся, что он сейчас обстреляет залповым мортирным огнём „Очаков“ и, если нужно, его потопит. „Очаков“ стоял у пристани против разрушенных во время Крымской войны морских казарм. Он был отлично виден с бульвара в бинокль. Все его офицеры и некоторые другие морские офицеры находились связанными в его трюме. Потопление корабля означало их гибель. В это время на „Очакове“ взвились сигнальные флаги. Сигнальщик их принял: