Составляя геологическую карту района, я провозился до позднего вечера, скрупулезно сканируя как саму Пирамиду, так и кору планеты вокруг нее до глубины полукилометра. Оторваться от аппаратуры я не мог, поэтому вместо полноценного обеда пришлось довольствоваться бутербродами и кофе. Высота Пирамиды составляла шесть тысяч двести метров, занимаемая площадь — около пятидесяти квадратных километров. Внутри Пирамида была полой, как колпак, а ее стенки, толщиной до пятидесяти метров, оказались из сложного по составу боркремниевого полимера. Непонятно, зачем могло понадобиться подобное сооружение, но еще большую загадку представлял боркремниевый полимер. Согласно данным сканирования, он обладал чрезвычайно высокой прочностью, но вместе с тем расчеты показывали, что этой прочности недостаточно для того, чтобы такое сооружение имело право на существование. То есть из этого материала Пирамиде не только полагалось давно разрушиться, но ее вообще нельзя было построить! Тем не менее она стояла и, мало того, просуществовала, согласно данным предыдущих экспедиций Галактического Союза, более миллиона лет.
Данные о возрасте Пирамиды также вызывали недоумение. По результатам структурного сканирования боркремниевого полимера, ее возраст не превышал полутора тысяч лет, в то время как в отчетах предыдущих экспедиций возведение искусственных сооружений на Мараукане датировалось в пределах миллиона — миллиона двухсот тысяч лет тому назад (причем самым «молодым» строением как раз и являлась Пирамида — миллион плюс-минус десять тысяч лет). Даже если пренебречь результатами структурного анализа, такого просто не могло быть. За миллион лет естественные базальты только за счет элементарной диффузии (без учета ветровой эрозии, практически отсутствующей на Мараукане) превращаются на открытом воздухе в пыль, что тогда говорить об искусственном боркремниевом полимере… Правильней было бы назвать объект номер восемь не «Усеченной Пирамидой», а «Нонсенсом» или «Казусом».
Впрочем, все эти загадки не имели отношения к моей непосредственной работе, как и разветвленная сеть искусственных туннелей, зафиксированная зондированием фундамента полой Пирамиды.
Поверхность Марауканы представляла собой сплошное плато из искусственного пеносиликата, кое-где достигавшего трехкилометровой толщи. Исключение составляли лишь горная гряда у северного полюса и дно фторсиликонового моря. Местами плато испещряли глубокие каньоны, очень похожие на тектонические разломы, но, по мнению многих исследователей, каньоны на самом деле являлись побочным эффектом все еще функционирующих в автоматическом режиме установок марауканцев, изменяющих метрику пространства. За миллион лет (в отношении пеносиликата структурный анализ подтверждал этот возраст) и без того недостаточно прочный пеносиликат деструктурировался на поверхности в аморфную пыль, обладавшую заданными при синтезе метастабильными свойствами. Можно часами ходить по плато, меся ногами вязкую высокодисперсную пыль, и ничего особенного не произойдет, разве что провалишься в нее, как в болото, на месте засыпанных за прошедшие века древних разломов. Но иногда малейшее прикосновение к метастабильной пыли мгновенно превращало ее в пенобетон. Существовало несколько теорий, зачем марауканцы залили в свое время планету коркой самовосстанавливающегося пеносиликата, но в данный момент ни одна из них меня не интересовала. Пеносиликат не годился в качестве фундамента для туристического комплекса — следовало искать выходы к поверхности естественных горных пород. Но только поздним вечером в трех километрах на северо-восток от Пирамиды я обнаружил выход к поверхности базальтовой плиты. Вершина плиты залегала на глубине от десяти до двадцати метров и занимала площадь около двух тысяч квадратных метров. Вполне достаточная площадка для строительства туристического комплекса.
Полдела было сделано. Завтра предстояло провести на местности геодезическую разметку, но это уже детали.
Отключив аппаратуру, я блаженно потянулся и заказал секретарю кофе. Давно напряженно не работал и устал изрядно. Будь это на Земле, зашел бы в бар, выпил рюмку-другую, расслабился, отдохнул… Здесь же навязываться в гости к кому-нибудь не хотелось, а в одиночку я пить не умел.
Попивая кофе, я подошел к окну. Солнце уже село, и над горизонтом белела узенькая полоска блеклой угасающей зари. Соврал я вчера Ютте — никакой красоты на Мараукане не наблюдалось. А дух у меня захватывало от жути высотобоязни и ее преодоления. Преодоление своих недостатков всегда порождает возвышенные чувства.
Вполне возможно, что и сегодня вечером Ютта сидела на краю платформы, зачарованно созерцая круговращение светотеней на плато, создающее иллюзию жизни. Но когда тьма опустилась на планету, Ютта ушла.
Внезапно я поймал себя на мысли, что с гораздо большим удовольствием, чем вчера, сидел бы сейчас с ней на краю платформы, свесив ноги. Темнота притупляет врожденные фобии и делает людей ближе.
Я представил, как мы сидим на краю и, запрокинув головы, смотрим на звезды… И хмыкнул. Размечтался. Старость подкрадывается, что ли, если появляется тоска по юношеской романтике? Недаром говорят: что старый, что малый…
В окнах коттеджа Ютты свет не горел — то ли ушла к кому-то в гости, то ли опустила жалюзи, то ли легла спать.
Допив кофе, я отправил чашку в утилизатор и вышел из коттеджа. Куги, прикорнувший на крыльце, обрадованно вскочил и запрыгал вокруг меня. Я сел на ступеньки, запрокинул голову и посмотрел на небо. Звезды просматривались только в зените: сзади небосвод закрывал коттедж, а спереди — черная трапеция Усеченной Пирамиды. Куги не стал класть голову мне на колени, а сел рядом. Скосив на него глаза, я увидел, что он, тоже подняв голову, смотрит на небо. Тогда я не выдержал и расхохотался. Вот тебе и вся романтика… Хороша пара!
— Ладно уж, — сказал кугуару и потрепал его за загривок, — если не идешь ночевать к хозяину, будешь спать у меня. Попробую, что ты за подушка.
В некоторых коттеджах горел свет, в некоторых — нет, и зеленое поле между домами представлялось в ночи слабоосвещенной улицей земного поселка, расположенного у самого подножия Фудзиямы. В полумраке перспектива скрадывалась, и казалось, что «улица» заканчивается у самой горы, хотя между платформой и Пирамидой было не менее километра. А над всем над этим, усиленный ночной акустикой, катился волнами неумолчный рокот марауканского прибоя.
В крайних коттеджах на противоположном конце платформы свет не горел, однако света из окон других домиков хватило, чтобы различить, как там, выскочив из-за коттеджей, стремительно метнулась тень, пробежала за околицу воображаемого поселка и сгинула у подножия горы, спрыгнув с платформы.
Умиротворенную созерцательность как ветром сдуло. Так шустро бегать человек не мог, а в то, что мне померещилось, я не верил. Кути тоже. Вытянув шею, он замер в напряженной позе, вглядываясь туда, где мелькнула тень. Как хищник, почуявший добычу.
Я поднялся с крыльца и открыл дверь.
— Куги, идем в дом!
Имитант и ухом не повел, продолжая неподвижно всматриваться во тьму. Я подхватил его, зашвырнул в прихожую, вошел следом и закрыл дверь. Куги попытался выскользнуть наружу, но не успел. Тогда он сел на пороге и стал требовательно смотреть то на меня, то на дверь.