– Что столбами стали, пушек, что ли, мало, а ну пошли! И разбежались по орудиям.
К полудню ветер поутих. В наихудшее положение сразу попали передовые «Евстафий» и «Три Святителя», которые начало сносить течением на турецкие корабли. «Три Святителя» с перебитыми фока-брасами тащило прямо в середину неприятельского флота.
– Не беда, – закусил губу Хметевский, – в конце концов, не все ли равно, где драться, с краю или в середке!
На палубе изготовились к абордажному бою матросы и солдаты. Несмотря на весь драматизм положения, уныния не было.
– Наши завсегда здорово врукопашную дерутся, – спокойно извещал матросов пожилой унтер из кексгольмцев, – да так, что ни тесака, ни штыка не видать! – Отчего же енто? – Да оттого, что больно шибко рубятся, не углядишь!
– Это еще ничего, – отвечали ему матросы, – у нас вовсе по двое одним интрепелем орудуют! – Как одним? – не понял унтер.
– Да так, дюже быстро бьются. Один рубанет, интрепель другому перекинет. Тот подхватит, вражий удар отобьет, сам вдарит и первому перекидывает. Так и наяривают!
Вдоль фальшборта расхаживал старший офицер «Святителей» Евграф Извеков. Щурясь от дыма, поглядывал капитан-лейтенант, какой из турецких кораблей сподручней брать на абордаж. Но определить было трудно. Буквально в двух шагах находилось сразу несколько турецких кораблей. Бой продолжался.
Место «Трех Святителей» в линии занял шедший следом «Иануарий» под командой капитана Борисова*. «Иануарий» бился сразу с двумя неприятельскими кораблями. «Святители» же сражались сразу против всех…*
В самой гуще вражеского флота Степан Хметевский совершил невероятное, проделав головокружительный маневр. Прорезая строй турок, его корабль дерзко снес своим утлегарем флагшток одного из кораблей неприятеля вместе с флагом.
По «Трем Святителям» палил весь османский флот. Стреляли не только ядрами, но и огромными мраморными глыбами из тяжелых орудий нижних деков. Разнесло вдрызг трельяжную сетку на корме, перебило оконные пилястры. То там, то здесь вспыхивали пожары.
Упал, истекая кровью, мичман Сукин, пали корабельные подштурмана Крылов и Журавлев. Вдребезги разнесло возлежавших на корме амуров и сирен. Ядра, как мячи, прыгали по палубе.
– Ой, худо мне! – кричал, хватаясь за оторванную руку, какой-то шхиманмант.
Осколком мрамора пробило голову Хметевскому. Скрипя зубами, вырвал его капитан из раны, перевязал голову платком и, как ни в чем не бывало, встал подле штурвала: – Не падай духом, детушки, ободрись!
Работа кипела: в интрюме тимерманы укладывали на пробоины презенги, палубная команда меняла брасы, артиллеристы палили без передыху…
И турки не выдержали. Вначале с одного, а затем с других кораблей, находившихся подле «Святителей», целые толпы их стали бросаться в воду, спасаясь от губительного огня русских.
– Пушки гяуров стреляют сами! – орали турецкие матросы. – Люди так не могут! Аллах не желает нашей победы!
– Ишь сигают, окаянные! – радовались на «Святителях». – Знай наших да поминай своих!
Разбив два ближайших неприятельских корабля и устранив одновременно повреждения, корабль «Три Святителя» стал выбираться к своим. Над местом сражения висела непроницаемая мгла.
«Воздух наполнен будучи дымом, скрывал корабли от вида друг друга так, что и лучи солнца померкли».
В этой неразберихе корабль «Три Иерарха», будучи на ветре, пальнул в сторону «Святителей», приняв его за неприятеля. К счастью, ядра пронеслись мимо. Со «Святителей» раздалась ругань в адрес стрелявших. Признав русскую речь, раздосадованные случившимся конфузом, артиллеристы «Иерархов» быстро перенесли огонь туда, где за клубами дыма кричали не по-нашему да вдобавок ко всему еще истошно визжали. Там уж точно были турки, свой брат-россиянин визжать привычки не имеет! Скоро «Три Святителя» под дружное «ура» всей эскадры занял место в общем строю и сразу же включился в сражение. Вслед за Хметевским уже вводил в батальную линию свою «Европу» Клокачев, следом неотступно шел «Ростислав». Проходя вдоль всего турецкого строя, русские корабли поочередно ворочали обратно и, вернувшись к его началу, вновь начинали движение вдоль линии. Страшная, кровавая карусель!
Времени было двенадцать с половиной пополудни, а сражение еще только набирало полную силу.
Слов нет, турки в тот день бились отчаянно. Но русские моряки противопоставили этому отчаянию великую решимость.
К часу дня стал наконец подходить шедший, как говорили в русском флоте, «в замке» арьергард. В это время на флагманском корабле Эльфинстона «Святославе» происходили весьма странные события. Еще в самом начале баталии внезапно приключился приступ медвежьей болезни с капитаном «Святослава» Роксбургом, и командование принял на себя вахтенный начальник Григорий Козлянинов. В помощь ему встали лейтенанты Ханыков да Мельников – ребята молодые и дерзкие. Они-то втроем и рванули своевольно на помощь эскадре.
– Потерпи, братцы, сейчас догоним своих и всыплем басурману на орехи! – ободрял матросов Козлянинов.
Вот и неприятель в дистанции залпа. Лупи всем бортом! Над турецким кораблем пляшут языки пламени. Еще пара залпов – и конец ему!
На звуки выстрелов выскочил разъяренный Эльфин-стон с Роксбургом. Козлянинов тут же был отстранен от командования, а арьергард повернул… вспять.
– Глядите, глядите! – кричали с салингов кораблей эскадры. – Ахтерзейли ворочают назад!
На грот-стеньге «Трех Иерархов» бесполезно болтался флажный сигнал «Арьергардии вступить в свое место». Шесть передовых кораблей снова были брошены на произвол судьбы.
Арьергард Эльфинстона же на всем протяжении сражения в бой так и не вступил! Британский контр-адмирал еще раз сделал все возможное и здесь, чтобы поставить русскую эскадру на грань поражения. «При сближении же (арьергардия. – В. Ш.) спустилась вдруг на пистолетный выстрел и произвела по неприятелю сильную картечную стрельбу, которую, однако же, скоро прекратила, ибо корабль «Святослав» (флагманский корабль Эльфинстона. – Б. Ш.)… в половине сражения поворотил оверштаг, чему и вся эскадра последовала и таким образом более в сражение вступить… не могла», – писал один из очевидцев тех событий. А ветер падал с каждой минутой.
– Некстати, ох, некстати, – хмурился адмирал Спиридов, – теперь мы скоро лишимся маневру, козыря нашего главного.
«Евстафий» тем временем все сильнее сносило на стоящий против него флагман Гассан-бея. Евстафиевцы бились крепко. Метко всаживали они в противника чугунные ядра. И хотя была уже выбита треть команды, огонь линейного корабля ни на минуту не ослабевал. Залп! И вновь клокочет вдоль батарейных портов пламя…
Шальным ядром оторвало ногу адмиральскому адъютанту Михаилу Форту, но, кусая губы, он наотрез отказался спуститься в лазарет. Второе ядро оторвало храбрецу руку, а третье не оставило у него живого места…
У поэта Козловского перешибло осколком клинок шпаги, но капитан присутствия духа не потерял: