Капитаны кораблей тем временем запасались впрок брошенными якорями, снимали с прогоревших днищ пушки, выискивали в воде годные к употреблению стеньги и реи. Во время этих работ нашли моряки среди плавающих обломков живого человека. Придя в себя, спасенный заплакал: – Спасибо, ребята, вовек не забуду!
То был армейский прапорщик Иван Абатуров, захваченный в плен турками при взрыве «Евстафия».
Русские в городе долго не задерживались. Орлов не без основания боялся морового поветрия. Палубы кораблей по этой причине ежечасно мылись, помещения окуривались древесным углем. Всем было велено пить воду пополам с дегтем, а платье пропитывать оливковым маслом.
Едва последние солдаты покинули Чесму, как на ближайших холмах замаячили всадники. На следующий день турки робко вступили в город. А там уже вовсю гуляла чума…
Некоторое время эскадра еще стояла подле бухты, приводя себя в порядок. Но ветер доносил из Чесмы такой нестерпимый смрад разлагавшихся тел, что корабли пришлось отвести мористее.
А перед самым уходом прощальный подарок султана – два рагузских транспорта, доверху груженных провизией для флота из Константинополя. Опоздали транспорта, не в те руки попали!*
28 июня российские корабли подняли паруса. Теперь перед эскадрой стояли иные задачи. Курс был проложен на Дарданеллы!
«Был…»
(Из надписи на Чесменской медали)
До российской столицы известие о победе при Чесме дошло не скоро. Вначале было получено краткое сообщение от посланника на Мальте. Подробности там отсутствовали, но главное было ясно: произошло генеральное сражение, в котором русский флот наголову разгромил неприятеля.
Из письма Екатерины II Панину в сентябре 1770 года: «Лишь встала с постели, мне отдали Ваше второе письмо с приятными из Архипелага предвестиями, а не известиями еще, ибо сказывают одни, что взяты Дарданеллы, а другие, что флот турецкий паки сожжен. Но есть ли бы выбирать, то Дарданеллы лучше возьму, ибо сие нас приближает к месту ближайшего мирнаго конгресса».
От самой эскадры с донесением послали князя Юрия Долгорукого. Попутным судном он добрался до Ливорно, оттуда посуху – в Россию. Лишь поздней осенью прибыл князь в Санкт-Петербург.
Императрица пожелала увидеть вестника славной победы немедля. Принимала его прямо у карточного столика, где только что, коротая время, проиграла подряд несколько партий дураковатому прусскому принцу Генриху. Разговор состоялся недолгий. Екатерина спешила отыграться. На прощание вручила она Долгорукому Георгиевский крест 3-го класса.
– Сей крест тебе уже послан, но, видно, не дошел до тебя! Поэтому я его тебе сама и возлагаю!
Из первичной росписи императрицы Екатерины II о награждениях за Чесменскую победу: «Объявить им награждения: гр. А. Орлову кавалерию Св.Георгия первого класса и кайзер-флаг пока жив, чтоб мог поднять на наших кораблях и употребить в своем гербе, графу Федору Орлову – второго класса, адмиралу (т.е. Спиридову. – В. Ш.) деревня, контр-адмиралу Грейгу – третьего класса Георгия, тоже и князю Юрию Долгорукому. Всем командам брандеров – четвертый класс Георгиевский, всем морским и сухопутным на судах, в действительной драке находившимся, медали на синей ленточке, корабельным командирам же тех кораблей Георгия четвертого класса».
Затем передумав, императрица осыпала Алексея Орлова целым дождем наград. Дадены ему были: Георгиевский крест наивысшего, 1-го класса, усыпанная алмазами шпага, шестьдесят тысяч рублей, титул графа Чесменского, единоличное право поднимать на всех кораблях российского флота кейзер-флаг и фамильный герб с изображением того же кейзер-флага. Екатерина писала Орлову восторженно:
«Блистая в свете не мнимым блеском, флот наш… нанес сей раз наичувствительный удар оттоманской гордости… Сия победа приобрела отменную славу и честь… лаврами покрылась и вся находящаяся при Вас эскадра».
Помимо официальных наград Екатерина одарила Орлова еще и личными подарками, которые еще раз подчеркнули ее особое расположение к Чесменскому победителю. В своем письме к графу она писала: «Граф Алексей Григорьевич! Как скоро услышала я, что у вас пропал перстень с моим портретом в чесменскую баталию (тот самый, который Орлов в порыве бешенства выбросил за борт. – В. Ш.), тотчас заказала сделать другой, который при сем прилагаю, желаю вам носить оный на здоровье. Потеряв перстень, вы выиграли баталию, истребили неприятельский флот; получа другой, вы берете укрепленные места…
Как вы весьма хорошо управляете моим флотом, то посылаю к вам компас, вделанный в трость. Прощайте, любезный граф; я желаю вам счастья и здоровья, и всякого благополучия и прошу Всевышнего, да сохранит вас целым и невредимым. Впрочем, остаюсь, как всегда к вам весьма доброжелательна. Екатерина».
Награждены были и другие участники победоносной баталии. Адмиралу Спиридову пожаловали орден Андрея Первозванного. Самуилу Грейгу, произведенному в контр-адмиралы, вручен был Георгиевский крест 2-го класса. Георгиевских крестов были удостоены и другие наиболее отличившиеся офицеры: Степан Хметевский, Федот Клокачев, Александр Круз, Иван Перепечин, Василий Лупандин, Петр Карташев*. Но особо отмечался всеми подвиг Дмитрия Ильина.
Так, выражая похвалу всем участникам сражения, адмиралтейств-коллегия отмечала: «А паче господину Ильину, которого храбрость и твердость духа справедливо не токмо похвалы, но и удивления достойны».
От государственной казны велено было выдать победителям ровно сто шестьдесят семь тысяч четыреста семьдесят пять рублей и пятнадцать с одной четвертью копейки*.
Для команд Средиземноморской эскадры учредили серебряную медаль «За победу на водах Эгейских». Носить ее надлежало в петлице на голубой Андреевской ленте. На медали изображался горящий турецкий флот и надпись внизу мелкими буквами: «Чесма 1770 года июня 24 дня», а сверху в клубах дыма лишь одно краткое слово «Был»*. Женам и детям офицеров и матросов эскадры велено было Екатериной II раздать пять тысяч рублей.
Русский народ праздновал величие своего флота. Три дня в столице шли народные гулянья, беспрестанно гремели салюты, флотских закачивали на руках до упаду. Специальным высочайшим указом велено было праздновать Чесменскую победу ежегодно.
Из воспоминаний о детстве поэта и сенатора Ивана Дмитриева: «Отец мой, получая при газетах реляции, всегда читал их вслух посреди семейства. Никогда не забуду того дня, когда слушали мы реляции о сожжении при Чесме турецкого флота. У отца моего от восторга прерывался голос, а у меня навертывались на глазах слезы».
Изменение претерпела даже женская мода. Едва известие о победе достигло столицы, как буквально на следующий день в два с лишним раза возросла ширина юбок у петербургских модниц. Пышные кринолины заколыхались над петербургской брусчаткой, как паруса кораблей над штормовыми волнами. Тогда же наимоднейшие дамские прически «Шишак Минервы» и «Рог изобилия» как по мановению волшебной палочки уступили пальму первенства экзотическому «Левантскому тюрбану».