Судьба его дочери сложилась драматически. Это позволило А. И. Герцену говорить даже о Немезиде и о том, что после смерти отца «вся жизнь ее была одним долгим, печальным покаянием за преступление, не ею совершенное, одной молитвой об отпущении грехов отца, одним подвигом искупления их. Она не вынесла ужаса, который в нее вселило убийство Петра III, и сломилась под мыслию о вечной каре отца… отдалась мрачному мистицизму и изуверству. Призванная по рождению, по богатству, по талантам на одно из первых мест не только в России, но и в Европе, она прожила свой век со скучными монахами, с старыми архиереями, с разными прокаженными, святошами, юродивыми…
Сады свои и дворец в Москве она подарила государю. Зачем? Не знаю. Необъятные именья, заводы – все пошло на украшение Юрьевского монастыря; туда перевезла она и гроб своего отца… В ризах икон и в архимандритских шапках печально мерцают в церковном полусвете орловские богатства, превращенные в яхонты, жемчуга и изумруды. Ими несчастная дочь хотела закупить Суд Божий».
Младший Орлов – Федор – сразу же после Чесмы стал Георгиевским кавалером и, минуя несколько чинов, был произведен в генерал-поручики. В день Кючук-Кай-нарджийского мира он был уволен со службы в чине… генерал-аншефа! В последующем числился обер-прокурором, но никогда серьезно ничем не занимался и себя не проявил. Из всей славной плеяды «чесменцев» это был единственный баловень судьбы, которому слишком много было дано не по заслугам.
Иван Абрамович Ганнибал, получив через несколько лет после завершения экспедиции чин генерал-цейхмейстера, стал членом адмиралтейств-коллегий. Позднее руководил постройкой Херсона и Херсонского адмиралтейства. В 1784 году в чине генерал-поручика уволился со службы из-за ссоры с всесильным князем Потемкиным. И уехал доживать свой век в родовое имение под Петербургом – Суйда. Одиночество героя Наварина и Чесмы скрашивали лишь приезды Суворова. Подолгу сиживали они тогда вдвоем на знаменитом каменном диване под сенью векового дуба…
Славную, хоть и недолгую жизнь прожил доблестный капитан «Трех Иерархов» Самуил Грейг. По возвращении в Россию командовал он корабельными дивизиями, портами, проектировал новые корабли. С началом войны со шведами в 1788 году возглавил Балтийский флот. В кровопролитнейшем Гогландском сражении заставил адмирал Грейг превосходящего неприятеля бежать, а спустя несколько месяцев скоропостижно скончался на борту своего флагманского корабля от желчной горячки*.
Степан Петрович Хметевский, по излечении от понесенных в Архипелагской экспедиции ран, командовал различными кораблями, ходил во главе эскадры к Нордкапу, боролся с английскими пиратами на морях. По выходе в отставку в контр-адмиральском звании уехал на родину в деревушку Хомяково, где и доживал в одиночестве остаток жизни своей. Похоронили Степана Петровича в Переславле-Залесском, у Никитских ворот. Когда-то на могиле было гранитное надгробие, но сейчас следов его найти уже невозможно.
Александр Иванович Круз дослужился до полного адмиральского звания. В шведскую войну возглавил защиту Санкт-Петербурга, имея под началом лишь малое количество старых судов. Но несмотря на это, в двухдневном сражении у Красной Горки отбил неприятельское нападение. Под старость стал бывший капитан «Евстафия» тучен и брюзглив, но сохранил ясный ум, честность и прямоту в суждениях. Умер Круз на семьдесят втором году жизни, окруженный многочисленными детьми и внуками.
Совсем немного прожил капитан «Европы» Федот Алексеевич Клокачев. В звании вице-адмирала командовал Азовской флотилией. Именно под его флагом русские корабли впервые вошли в Ахтиарскую бухту, на берегах которой ныне стоит город морской славы – Севастополь.
Иван Яковлевич Барш, по возвращении на Балтику, получил контр-адмиральский чин и эскадру. Затем долгие годы командовал Архангельским портом и вышел в отставку при Павле I полным адмиралом. Коротать старость он уехал в родную Вологду. Неугомонный и дотошный, он и там не сидел без дела, занимаясь то местными полотняно-парусными фабриками, то инспектированием Мариинских каналов. Умер Барш в 1806 году на руках своего сына Николая, того самого, что еще мальчишкой участвовал вместе с отцом в Архипелагской экспедиции и ставший к этому времени уже генерал-инспектором Петербургского порта. Похоронили старого моряка в соборной церкви вологодского Спасо-Прилуц-кого монастыря.
Отгремели залпы, и Сенявина стали заботить дела иные. Предстояло обустройство Азовской флотилии на берегах черноморских, создание портов и верфей, батарей и жилья.
Беда пришла, когда адмирал ее и не ждал. Внезапно обострились старые болезни. Лекаря, осмотрев Сенявина, сказали прямо:
– Немедленно уезжать на север, промедление гибельно!
В 1776 году Алексей Наумович покидает Таганрог и, сдав дела контр-адмиралу Федоту Клокачеву, уезжает в Петербург.
Но посеянные им семена уже начали давать первые всходы. В 1779 году на херсонских верфях заложили первые линейные корабли, а еще через три года русские корабли бросили свои якоря в Ахтиарской бухте, где вскоре началось интенсивное строительство главной базы Черноморского флота – Севастополя.
В это время Алексей Сенявин уже служил в Адмиралтейств-коллегий: инспектировал корабли, разрабатывал новые проекты судов, изыскивал способы предохранения корабельных корпусов от гнили и древоточцев.
А болезни все больше и больше одолевали его. Последние годы своей жизни старый адмирал почти не мог ходить, но, как и прежде, жил лишь интересами службы.
Адмирала, кавалера многих российских орденов Алексея Наумовича Сенявина не стало 10 августа 1797 года.
Но династия моряков Сенявиных не оборвалась. Эстафету служения Отечеству принял племянник Алексея Наумовича – Дмитрий Николаевич – будущий герой Афона и Дарданелл. Тот самый, которого дядя напутствовал перед убытием на Черное море словами старыми, петровскими: – Дерзай, чадо!
Евграф Степанович Извеков после службы на «Трех Святителях» командовал различными кораблями и судами. В 1779 году, будучи капитаном линейного корабля «Победа», тяжело заболел и был уволен со службы с производством в бригадирский ранг.
Капитан «Грома» Иван Михайлович Перепечин по возвращении на Балтику капитанствовал на фрегате «Африка», корабле «Мироносец», а спустя несколько лет в чине капитана 1 ранга вышел в отставку.
Бравый лейтенант Томас Макензи, по прозвищу Фома Калинович, дослужился до адмиральских чинов и командовал Севастопольской корабельной эскадрой. В новогоднюю ночь 1786 года на застолье в офицерском собрании, посчитав находящихся за столом, он сказал:
– Нас здесь тринадцать, и одному придется в этом году умереть, это буду я. – После чего прибавил: – К тому же помереть мне давно надобно, как при сем и рюмку выпить!
Макензи, видимо, предчувствовал свою скорую смерть. Уже 7 января он занемог, а 10-го его не стало.
Каким был дальнейший жизненный путь Алексея Ившина и Василия Никонова, можно только предположить. Документов, проливающих свет на их жизнь, не сохранилось. Известно только лишь, что еще в двадцатых годах XIX столетия в Санкт-Петербургском матросском инвалидном доме доживали свой век последние рядовые участники тех далеких событий. Возможно, среди них были и Ившин с Никоновым.