4 августа английский флот приблизился к давно поджидающим его голландцам. С утра Рюйтер, как он всегда поступал перед каждым боем, вымел свою каюту веником-голиком, затем, помолившись, отобедал куском жареного мяса и большой кружкой пива. Над головой адмирала в такт качке раскачивался натюрморт: гроздь винограда с букетом бордовых тюльпанов. На столе привычно лежала старая обтрепанная Библия. Встав из-за стола, Рюйтер бросил горсть пшена пищащим в клетке цыплятам и, нахлобучив на голову шляпу, поднялся по трапу на шканцы. Несмотря на лето, было довольно прохладно и неуютно. От сильного ветра и хорошей волны корабли валяло во все стороны. Офицеры деловито подсчитывали силы противника.
— Все ли здесь? — поинтересовался Рюйтер, беря в руки зрительную трубу.
— Кажется, все собрались! — ответили ему.
— Вот и хорошо! — довольно пробурчал себе в седые усы лейтенант-адмирал, оглядывая покрытый парусами горизонт. — Вот и славно! Скоро уже начнем наш задушевный менуэт!
Около полудня дистанция между противниками сократилась настолько, что стало можно начать сражение. И оно грянуло! В начале боя оба флота начали действовать в полном соответствии с классической линейной тактикой: они выстроились в линии на параллельных курсах и начали понемногу сближаться, пока корабли-уравнители, идущие впереди, не оказались на дистанции пушечного выстрела.
Было 10 часов утра, когда раздались первые выстрелы, и вскоре передовые эскадры обеих сторон стали неистово палить друг в друга. Причем каждый корабль сошелся в смертельном поединке со своим визави в строю вражеского флота. Спустя час в сражение вступили и эскадры центра. Во главе голландской шел на «Семи Провинциях» Рюйтер, во главе английской на «Роял Чарлзе» Руперт с Альбемарле. Командующие под гром пушек принялись выяснять свои личные отношения.
Стихший ветер не позволил всем голландским кораблям сразу вступить в бой, но Рюйтер не стал дожидаться отставших, лишь подняв им сигнал, чтобы поторапливались. А далее события, неожиданно для лейтенант-адмирала, стали разворачиваться совершенно по иному плану, чем он предполагал. Действия младших флагманов были столь непонятны, будто они демонстративно игнорировали все наставления своего командующего о благоразумии и исполнительности. Так, неожиданно для всех, шедший во главе своего арьергарда Корнелий Тромп, едва войдя в зону боя, внезапно повернул вправо и, пройдя сквозь английскую линию сражения, начал удаляться куда-то в сторону. Действием этого опытного флотоводца англичане были удивлены не менее голландцев. Зная от своих многочисленных шпионов о натянутых отношениях между голландскими флагманами, Принц Руперт с удовлетворением заметил Монку:
— Единственную причину столь предательских действий по отношению к своему начальнику я вижу только в ненависти Тромпа к Рюйтеру! Впрочем, это дает нам прекрасный шанс раскатать их обоих поодиночке!
В ответ Монк лишь недоуменно пожал плечами:
— Любому самолюбию есть какой-то предел, но, как оказывается, есть самолюбие и без предела! Мне искренне жаль папашу Рюйтера! Представляю его теперешнее состояние, но нам придется огорчить его еще больше!
«…Рюйтер не мог уже отступить, он подался слишком далеко и с половиною своего флота принужден был выдерживать натиск всего английского. Он надеялся, что Тромп и другие флагманы поспешат с ним соединиться, но они, подобрав паруса, остановились в двух милях от его дивизии. Лейтенант-адмирал Эвертсон следовал за ним со своей эскадрой, составлявшей авангард голландского флота, но он слишком далеко ушел. Англичане разрезали обе эскадры. Четверо французов, приехавшие на корабль к Рюйтеру, чтобы сражаться на его глазах, желали знать причину поступка Тромпа, но никто не мог им дать удовлетворительного ответа. Рюйтер был окружен множеством неприятельских кораблей, направлявших на него все свои выстрелы. В такой опасности он показал все величие своего мужества. Поддержанный немногими из своих кораблей, он ужасным огнем заставил англичан отступить. Когда рассеялся окружавший его дым, он увидел, что Зеландская эскадра, предводительствуемая лейтенант-адмиралом Эвертсоном, составлявшая авангард голландского флота, пустилась в бегство. Рюйтер, выстреливши из больших орудий, не мог остановить беглецов…» — так описаны эти события в одной старой французской книге.
— Не может быть! Не может быть! — твердил в полном отчаянии Рюйтер, видя в зрительную трубу, как следом за Тромпом удирает с поля брани и эскадра забияки Эвертсона.
В голландском флоте творилось что-то небывалое и непонятное.
Ситуация складывалась весьма трагически. Уход эскадры Эвертсона, естественно, также не остался без внимания англичан. Генерал Монк немедленно стал наращивать свою атаку на центр голландского флота в надежде рассеять его и уничтожить «Семь Провинций», доставлявший англичанам столько хлопот. Но Рюйтер с ближайшими кораблями выдержал и этот бешеный натиск, вновь заставив противника несколько отойти и умерить свой пыл. Центр голландского флота, воодушевляемый своим командующим, был непоколебим и даже имел ощутимое преимущество над врагом. Рюйтер на «Семи Провинциях» вышел победителем из личной дуэли с неприятельским «Роял Чарлзом». Руперт с Альбемарле были вынуждены в конце концов бросить свой вдрызг разбитый и уже ни на что не годный флагман, перебравшись на бывший неподалеку 78-пушечный «Роял Джеймс». Однако легче от этого голландцам не стало. Англичане, несмотря на огромные потери, упорно, час за часом, все больше и больше давили своего противника числом. На смену разбитому «Чарлзу» почти сразу подвернул еще не бывший до той поры в огне 80-пушечный «Генри» под командой знаменитого разбойника Роберта Холмса. Это был тот самый Холмс, который в преддверии войны огнем и мечом прошелся по голландским африканским факториям, за что и стал именоваться сэром. Теперь Холмс горел явным желанием взять реванш у Рюйтера за то, что тот некогда перечеркнул все его гвинейские завоевания. Поединок с Холмсом был весьма тяжел для немало поврежденных к тому времени «Семи Провинций». Корабль Рюйтера потерял уже все три мачты, и теперь под шквальным неприятельским огнем матросы ставили фальшивое вооружение, чтобы, не дай Бог, не отстать от флота и не сделаться легкой добычей англичан. Неподалеку от командующего по-прежнему стойко сдерживал не менее сильный натиск храбрый и верный вице-адмирал ван Ниес, единственный из младших флагманов, кто в точности исполнял все предписания Рюйтера.
Видя, что количественный перевес англичан с каждым часом сказывается все больше, что рано или поздно он обязательно приведет к массовому уничтожению его кораблей, лейтенант-адмирал, скрепя сердце, начал организованно отходить под малыми парусами. Так, непрерывно отбиваясь от наседавшего противника, он постепенно продвигался к югу, держа курс на побережье Нидерландов и все еще надеясь, что бросивший его на произвол судьбы Тромп под покровом темноты объявится где-нибудь поблизости. В этом случае Рюйтер рассчитывал сообща продолжить сражение, чтобы попробовать как-то переломить его ход. Однако Тромпа не было. Неприятель меж тем преследовал лейтенант-адмирала столь плотно, что матросы с враждебных кораблей имели возможность не только стрелять друг в друга, но и отчаянно переругиваться. Сколько ни вглядывался вдаль голландский командующий, всюду пестрели английские флаги. Рядом с Рюйтером неотступно держался со своими кораблями лишь преданный и храбрый ван Ниес.