В зеркале туалетного столика он поймал взгляд ее изумрудно-зеленых глаз.
– Тебе не нужен медальон. Стефано мертв. Ла Фьгаилада осаждает Турин. Вандом контролирует Ломбардию. Поезжай к Людовику. В данный момент он владеет ситуацией на севере, а у тебя с ним соглашение.
Чезаре смотрел, как она расчесывает свои роскошные рыжие волосы. В прозрачном пеньюаре она выглядела необыкнонно желанной. Было нетрудно догадаться, что делало его столь привлекательным в глазах Леоноры. Она хотела стать принцессой Миланской.
Ее ярко накрашенные губы соблазнительно шевельнулись.
– Когда мы поженимся, сокровище мое?
– Скоро.
Он подошел к окну, выходившему на Лунготевере, думая, что жизнь в Дадо, палаццо Фарнезе, больше отвечает его запросам, чем могучие стены проклятого Кастелло-Сфорцеско. Ему делалось плохо от одной мысли, сколько золота понадобится, чтобы превратить серые развалины в обитаемые. Золота, которым еще предстояло завладеть. У Стефано есть золото, но ублюдок сказал, что заберет все с собой. Взглянув на спокойный зеленый Тибр, Чезаре представил жирных рыбин, которые должны были лично его благодарить за обед, но тут же прогнал малоприятную картину и мысленно прибавил к своему имени новый титул – принц Чезаре Галеаццо Сфорца. Неплохо.
– Как насчет Камиллы? – вернул его к реальности голос Леоноры.
– Кого? – обернулся Чезаре. Леонора закрыла глаза.
– Твоя жена. Ты должен что-то сделать с этой коровой. Она задирает нос, где бы ни появлялась, и называет себя принцессой.
– Я о ней позабочусь. А ты подумай о Родольфо, своем глупом муженьке. Как собираешься заставить идиота молчать? Старинным способом?
– Ты о яде? – сумрачно улыбнулось ему в зеркале ее отражение.
Чезаре подошел к ней и, запустив руки под пеньюар, обхватил ее грудь.
– Или пусть твои братья выведут его из строя.
Она шлепнула его по руке.
– Забудь о моих братьях. Если хочешь, чтобы они помогли тебе взять Милан, пе заставляй их становиться убийцами. Рим и так гудит от слухов, что ты держал Стефано в Остии и замучил до смерти. – Леонора встала и прошлась по комнате. – Говорят, он женился. На внучке какого-то английского герцога. Будь мой отец жив, он содрал бы со Стефано кожу за такое! Мы были обручены! У меня есть соответствующие бумаги.
– Можешь скормить их рыбам.
– Герцог Джанлуччо хотел для сына невесту с чистой римской кровью. Но этот трус сбежал, а мне пришлось лечь в постель к этой свинье, Родольфо.
– Не слишком долго, earamelia, – напомнил Чезаре со сластолюбивой улыбкой.
– Говорят, она голубоглазая блондинка, – ехидно заметила Леонора. – Интересно, где он ее откопал?
– Забудь Стефано. Сфорца и Орсини в конце концов окажутся вместе в постели. Только на этот раз, моя милая Роза Opсини, ты будешь спать с тем из кузенов, с кем нужно.
– Но прежде чем добавить красный цвет Орсини к своим змеям, я рекомендовала бы тебе проведать своего доброго друга, короля Франции. Какой это будет позор, если второй брачный контракт между нашими семьями постигнет судьба предыдущего…
Задремав в высоком кресле с подголовником, Аланис проснулась от утренней свежести, поднялась и закрыла окно. Густой туман спустился на темную зелень леса и терракотовые крыши деревень на склоне холма. С момента их приезда в Лукку прошла неделя, но красота тосканского пейзажа по-прежнему пленяла Аланис. Переведя взгляд на кровать, она улыбнулась.
– Доброе утро. – Тронула рукой лоб Эроса. Холодный. Слава Богу. Лихорадка наконец его отпустила. – Позвонить, чтобы принесли завтрак?
Сине-черные пальцы обхватили ее запястье.
– Не обращайся со мной, как с ребенком, Аланис. Лучше приляг рядом. Дай мне почувствовать тебя. – Аланис легла. Он обнял ее и вздохнул с облегчением. – От тебя так приятно пахнет. – Эрос поцеловал ее в шею.
– Как я соскучилась по тебе! – прошептала Аланис, положив голову ему на плечо.
– Я все время мечтал об этом, пока находился в Остии.
– Что он делал с тобой? – помолчав, спросила Аланис.
– Мой кузен? Заставил меня желать смерти. Но когда сказал, что ты в Риме и ищешь меня, во мне проснулась жажда жизни. – Он погладил ее по щеке. – Почему ты не вернулась в Англию?
– А ты хотел, чтобы я уехала?
– Нет.
– Я не вернулась в Англию потому, что раненых не бросают умирать на поле боя, – улыбнулась Аланис.
Впервые за эти дни его лицо просияло улыбкой.
– Очень дипломатичный ответ. Сразу видно, что ты внучка своего деда. Но почему ты отправилась за мной, Аланис? Скажи правду.
«Потому что не могу без тебя жить». Но не набралась смелости, чтобы признаться.
– Как могла я забыть тебя и вернуться домой? Ты… ты мой друг, – нежно улыбнулась Аланис.
Блеск в его глазах померк.
– Понятно. Кто опекал тебя все это время? Никколо?
– Он мой друг, Эрос.
– Такой же как я?
– Как ты мог подумать? – Она сняла с себя медальон и надела ему на шею. – Он принадлежит тебе.
– Спасибо. – Эрос сжал медальон в ладони.
Спустя неделю навестить друга приехал Саллах. Стоя перед зеркалом, Эрос с помощью мажордома Бернардо надевал черный сюртук.
– Будь я проклят, – пробормотал Саллах с восхищением. – Кое-кто выглядит совсем по-другому. И полнее.
– Теряюсь в догадках, – улыбнулся Эрос. Он подошел к комоду и достал кинжал. Сжав украшенную драгоценностями рукоятку, взмахнул им с ловкостью фокусника и вставил в висевшие на боку ножны. – Где Аланис?
– Пошла в деревню с Назрин. Сказала, что они вернутся к обеду. – При виде трех дородных капитанов Саллах нахмурился. – Признаться, я понимаю, почему ей захотелось подышать свежим воздухом. Ты в последнее время превратил свою комнату в штаб. С кем ты собираешься воевать? С французами на севере или кузеном в Риме?
Эрос стрельнул взглядом в Джованни.
– Где Никколо?
– Вернулся. – Джованни пожал плечами. – Но я могу отправить его с новым поручением.
– Пошли его в Венецию. – Эрос повернулся к Саллаху: – Нам нужно поговорить. – Он повел Саллаха к выходу. – Прежде чем ответить на твой вопрос, хочу знать, что происходило после того, как меня захватили. Может, ты объяснишь мне кое-что из того, что я услышал в Остии от Чезаре. И еще, – его тон посуровел, – я хочу знать, почему за Аланис по пятам ходит тень в мужском обличье.
– Ах, это. Не стоит беспокоиться, – заверил Саллах, когда они вышли на лестницу. – Просто он был добр к ней и всячески опекал, пока ты сидел в заточении.