Клемент, не рассматривавший пока этот вопрос, теперь подумал, не должен ли он остаться на ночь. Он спустился вслед за Сефтон.
— Клемент, ты сам поешь что-нибудь. Или ты уже поужинал? — поинтересовалась Сефтон.
Нагрузив поднос, она удалилась из кухни. Клемент сел за стол. Он чертовски проголодался. Разломав хлеб на куски, он покрыл их толстым слоем масла и солидными ломтями чеддера. Потом высыпал в кружку пакетик супа и залил кипятком. Внезапно его охватило отчаяние. Он произнес с судорожным стоном:
— Ох, как же я устал, как я устал!
Вернулась Сефтон. Она молча сложила остатки хлеба, сыр и яблоко на большую тарелку.
— Может, ты хочешь съесть яблоко? — предложила она.
— Нет, спасибо. Извини, Сефтон.
Сефтон остановилась с тарелкой в руке.
— С чего ты извиняешься? Ты же торчал здесь целый день, верно? — удивленно спросила она.
— Верно.
Сефтон поставила тарелку. Клемент встал. Они обнялись. Клемент вдруг осознал, что тихо охает, как уже не раз охал сегодня. Как же давно было утро, какой жутко длинный день.
Высвободившись от Клемента, Сефтон взяла тарелку и сказала в своей обычной, небрежной манере:
— Ладно, я отваливаю спать. Пошарь в кладовке, там полно всяких вкусностей. Спокойной ночи.
Она удалилась, закрыв за собой дверь.
Немного погодя Клемент поднялся по лестнице и тихо постучал в комнату Луизы.
Луиза лежала в кровати. На прикроватной тумбочке горела лампа.
— Сефтон принесла сэндвич, но мне кусок в горло не лезет, по крайней мере, я попыталась. Не мог бы ты отставить поднос подальше? Вон он стоит, на полу.
— Я захвачу его на кухню. Но, Луиза…
— Мне кажется, я сейчас усну. Который час? Нет, не надо, не говори.
— У тебя есть снотворное?
— Да, да, все есть. Клемент, могу я попросить тебя об одной услуге?
— Все, что захочешь, моя дорогая.
— Ты мог бы остаться у нас на ночь?
На мгновение Клемента поразила странная немота.
— Да, конечно.
— Не уезжай, должно быть, уже очень поздно… Мне так страшно, такого жуткого страха я еще никогда не испытывала.
— Безусловно, я останусь с тобой, я буду… защищать тебя, я готов…
— Мне неловко беспокоить тебя, но я почувствую себя в безопасности, зная, что ты в доме… Ты ведь не против, правда?
— Луиза, ты же знаешь, что я не против, и мне…
— Ты можешь устроиться на диване в Птичнике. Одеяла и подушки на лестнице в стенном шкафу. Пожалуйста, не сердись на меня за то, что целый день я вела себя как безумная.
— Ничего, Луиза, мы все слегка обезумели. Постарайся уснуть, прими снотворное. У тебя ведь есть таблетки, правда? Я буду здесь, рядом, буду охранять вас.
Нагнувшись, Клемент поцеловал ее, она обвила руками его шею. Выйдя из комнаты, он остановился на лестнице и замер в напряженной позе, вслушиваясь в тишину дома. Полное безмолвие. На цыпочках он подошел к шкафу, достал одеяла и подушки. Поскольку о простынях речи не было, Клемент не стал искать их. Уже собираясь войти в Птичник, он услышал странный звук, словно крик маленькой птицы. Он подумал, что это Мой. Ей, наверное, что-то приснилось. Он выключил свет на лестнице. Нижний этаж дома уже погрузился во мрак. Прижав к себе спальные принадлежности, Клемент на ощупь добрался до Птичника и включил там свет.
«Я смертельно устал, — подумал он, — но наверняка проворочаюсь без сна целую ночь… терзаясь мучительными мыслями».
Однако как только Клемент выключил лампу и улегся на диван, то тут же провалился в черную бездну сна.
Клемент наконец достиг заветной цели. Он играл Гамлета. На нем, как и на остальных участниках спектакля, были черно-белые костюмы, поскольку режиссер решил поставить черно-белую версию этой трагедии. Причем, как оказалось, в жанре балета, но Клемент с легкостью выучил свою партию. Он лишь слегка удивился, как легко оказалось исполнять разнообразные пируэты. Он буквально летал через сцену, не касаясь пола. Его танец сопровождался душераздирающей музыкой, разрываемой четким ритмом тяжеловесных ударных инструментов. Да, Клемент летал, причем летал с необыкновенной легкостью. Он подумал:
«Я похож на Питера Пэна. Бог ты мой, а может, мы и играем „Питера Пэна“? Нет, не может быть».
Он уже опустился на сцену перед какой-то дамой, только она вдруг раздвоилась, и в двух новоявленных дамах Клемент узнал свою мать и Офелию. Они тоже танцевали, стоя друг за другом и одинаково раскачиваясь то в одну, то в другую сторону, как будто исполняли одну и ту же роль. Они дразнили его, они терзали и мучили его, а музыка звучала все быстрее и громче. «У меня больше нет сил танцевать, я вот-вот упаду, я упаду в обморок. Мне необходима помощь». Клемент закричал.
Он проснулся. Постучавшись, в комнату вошла Сефтон. Клемент резко приподнялся на локтях, вспомнив, где находится. Застегивая ворот рубашки, он услышал, как колотится его сердце.
— Я подумала, что пора будить тебя. На кухне уже готов завтрак.
— Ох… все уже встали?
— Да, но мы обычно встаем очень рано.
— Есть какие-нибудь новости?
— Нет, почту еще не приносили.
— Я кричал?
— Что?
— Кричал во сне?
— Я не слышала твоих криков.
Немного помедлив, Сефтон вышла и прикрыла дверь. Клемент с молниеносной скоростью привел себя в порядок, сложил одеяла и убрал на место все постельные принадлежности. Он уже не мог вспомнить своего сна, но сохранил ощущение какого-то ужаса. Обуреваемый страхом, Клемент спускался по лестнице. Он подумал, что не сможет жить в этом доме, такова судьба.
Он зашел в кухню и увидел Луизу, Мой и Сефтон. Все спокойно сидели за столом. Одно место оставили для него. Луиза и Мой пожелали ему доброго утра.
— Доброе утро, — ответил Клемент.
Дальше напрашивался вопрос, хорошо ли он спал.
— Хорошо ли ты спал? — спросила Луиза.
— Да, очень хорошо.
Вежливо отказавшись от предложенной ему Сефтон яичницы с беконом, он взял лишь кусочек подрумяненного хлеба, хотя и не собирался есть его. Он также попросил кофе. Никто больше не ел.
Собравшись с духом, Клемент обратился к Луизе:
— Ты еще хочешь поехать в клинику?
— Что значит еще хочу? — удивилась она, — Безусловно, я должна туда съездить.
— А зачем? — поинтересовалась Сефтон, — Они наверняка сообщат нам, если им будет что сообщить.
— Мне кажется, что Питер сможет помочь нам, — произнесла Луиза, — Я имею в виду, помочь нам найти Алеф. У меня такое чувство, что их судьбы как-то связаны.