— Картина Рембрандта.
— Ах, ну да. Эта картина всегда казалась мне слишком сентиментальной. Поляк на ней чересчур женственный, ты не находишь? В любом случае, теперь говорят, что его написал вовсе не Рембрандт. Но если серьезно, скажи, они уже успели влюбиться?
— Нет. Просто у них чувствительные натуры. Они всегда плакали над книгами, причем не просто над романами, Сефтон рыдает над учебниками по истории, а Мой плачет над такими вещами, как…
— Да-да, я помню, как она огорчается из-за камней. По ее мнению, все вещи в мире имеют свои права. Она вечно спасала даже насекомых.
— В том числе и насекомых, и все они до слез расстраиваются из-за животных. Но и смеются они не меньше.
— Великолепное зрелище всеобщих лирических песнопений, переходящих в смех или слезы. Ты называешь это чувствительностью. Мне порой хотелось бы, чтобы и у меня с большей легкостью наполнялись слезами глаза. Мужчины, кстати, не плачут. И это одно из многих доказательств их превосходства над нами. Во всем виновата любовь. Полагаю, что твои девушки по-прежнему исповедуют вегетарианство, ратуют за спасение китов, экологическую чистоту планеты и так далее. Мой погубит ее собственная чувствительность, она принимает все слишком близко к сердцу. Да здравствуют спасенные ежи и чернолапые хорьки, да сгинут все полиэтиленовые пакеты! Ну а у Сефтон, конечно, на уме одна зубрежка, она готова ходить даже в рубище. Я так и вижу ее строгой училкой с очками на носу. А как Мой, все еще предпочитает уплетать молочный шоколад с апельсиновой начинкой? Неудивительно, что она осталась той же симпатичной пышечкой, все той же пухленькой милашкой с прекрасными способностями. Мне кажется, она станет кухаркой, возможно, переберется за город и обзаведется огородом.
Луизе не понравились такие высказывания в адрес ее дочерей.
— Мой очень хорошо рисует, она будет художницей. Алеф собирается изучать английскую литературу в университете, она хочет стать писателем.
— Ах, Алеф! С ее-то красотой она получит все, что угодно, сможет выйти замуж за любого, кто ей понравится. Когда ты отпустишь ее на волю, от поклонников не будет отбоя. Но она не станет торопиться. Эта девочка понимает, что к чему. Ей не захочется создать семью с нищим студентом. Алеф выберет какого-нибудь влиятельного и зрелого мужчину, сибаритствующего богача, большого ученого, выдающегося бизнесмена или финансового магната с яхтами и виллами по всему свету, и вот у них-то будет настоящая развеселая жизнь. Я лишь надеюсь, что они пригласят нас в гости!
Луиза рассмеялась:
— А раньше ты говорила, что Алеф придется расплачиваться за свою красоту. Но я надеюсь, что ты права насчет ее понятливости и избирательности.
— Так значит, они поют все те же любовные романсы, сентиментальные шлягеры тридцатых годов и старые песенки елизаветинских времен? На них они расточают свои девичьи слезы? По-моему, мне это знакомо… затишье перед бурей… они плачут, сознавая будущее. Они пророчески оплакивают уходящую юность, свою девственность, благонравие, в которое искренне верят, невинность и чистоту в преддверии предстоящего осквернения… да-да, я думаю, что они невинные агнцы, в отличие от Харви, который, как все мальчишки, лелеет нечестивые мысли.
— Да, возможно, — уклончиво ответила Луиза, — Беллами говорит, их потрясает и восхищает само существование нашего мира.
Джоан нравилось размышлять о судьбах трех девочек, которых она обожала, но уже едва ли понимала. Луизе не хотелось продолжать эту тему. Ее тревожили странные перепады в настроениях дочерей: от пугающих душевных терзаний к чрезмерной радости.
— Его несчастья, его жестокость?
— Нет, просто его существование.
— Не вижу в этом особого смысла. Надеюсь, они осознали, что на карту поставлены их судьбы. Я слышала, как они пели ту шутливую песенку, в которой всех девушек называли глупышками, а всех мужчин — обманщиками. Что ж, вероятно, теперь, осознав реальность таких характеристик, твои дочери перестанут распевать об этом! Впрочем, возможно, они оплакивают грешников, разбивших их сердца! А какие у них взгляды на религию? Мой ведь, насколько я помню, уже прошла конфирмацию?
— Она и раньше иногда ходила в церковь.
— Это вполне в ее духе, она полагает, что там царит некая магия. У Мой эльфийская натура. Возможно, она станет колдуньей, когда вырастет, и разбогатеет, изготавливая любовные зелья.
— Она на редкость замечательная девочка, — сказала Луиза, — и станет такой же замечательной женщиной.
Ей надоело слушать насмешки и унизительные намеки по поводу дочери. Джоан продолжала:
— Ты имеешь в виду, что она странная чудачка, обладающая таинственной аурой, которая воображает, что общается с миром сверхъестественных явлений. Это все лишь период женского созревания, он пройдет, и Мой станет обычной девушкой, забудет о любовных зельях, перестанет летать на помеле и начнет выращивать цветы для местной церкви. Хотелось бы мне сохранить малую толику веры, даже той занудной католической веры, которую исповедует моя занудная матушка, хотя и живет во грехе. Говорят, что религия заменяет секс. Ты не представляешь, что значит желание найти мужчину, любого мужчину. Хотелось бы мне отыскать хоть приличного вида альфонса, хоть солидного чиновника или университетского профессора, который занимался бы делами ради получения средств на карманные расходы. Должны же где-то быть такие кадры! Мой пока еще учится в школе, верно? Учитывая, что две старшие сестрицы торчат дома, женские флюиды там, должно быть, высокой концентрации.
— Они редко бывают дома, в основном сидят в библиотеках, ходят на лекции, у них на уме только зубрежка.
— Лукас ведь раньше занимался с Сефтон?
— Это было очень любезно с его стороны. Хотя, по-моему, он слегка напугал ее.
— Лукас, по-твоему, любезен. Беллами, по-твоему, добр и великодушен, тебе ужасно не хочется называть его дураком. Ты считаешь Харви очаровательным парнем, считаешь Клемента совершенством и благородным рыцарем, ты видишь в Алефе ангелочка, который никогда не превратится в валькирию, и я даже полагаю, что ты не позволяешь себе сделать моральную оценку моей личности! Ты вечно стремишься сгладить все острые углы и говоришь не то, что думаешь. Ты подавляешь в себе страх и ненависть; особы, более подавляющей истинные чувства, я еще просто не встречала.
— Старая добрая сдержанность, — пробормотала Луиза.
— Ты удобно устроилась в своем гнездышке, а другим вот приходится принимать решения. Несчастья отпечатались на моем лбу множеством морщин. А твой лоб идеально гладок. Ты обладаешь натурой, которую Наполеон страстно желал видеть в женщине: натурой безмятежной и спокойной домохозяйки. О господи, как же долго я не могла тебя понять! Черт, опять начинается дождь.
Джоан раскрыла зонт, Луиза накинула капюшон. Через мгновение трава под ногами стала скользкой и грязной. Встречный ветер хлестал дождем по их лицам, и они повернули назад.
— Я так рада, что Харви получил грант для поездки во Флоренцию, — заметила Луиза, — Он, должно быть, просто счастлив.