Иг смотрел на нее с крайним удивлением.

— Я старалась изо всех сил, — продолжила официантка. — Когда тем вечером вы ушли, ваша девушка поспешила за вами и забыла свой плащ. Я вынесла его наружу, чтобы отдать ей, и видела, как вы уезжаете без нее. Но полиции я рассказала совсем другое. Я сказала, что когда вышла наружу, то увидела, как вы втащили ее в машину и уехали. Вот это меня и подвело. Кажется, подавая машину назад, вы врезались в телефонный столб. Какие-то клиенты услышали треск, посмотрели в окно и увидели, что случилось. Они рассказали полиции, что видели, как вы оставили ее на парковочной площадке. Следователь предложил проверить меня на детекторе лжи, и мне пришлось от этой части отказаться. После этого они уже не верили ничему, что я рассказывала. Но я-то знаю, как все было. Я знаю, через пару минут вы вернулись и ее подобрали.

— Вот тут вы сильно ошибаетесь. Ее подобрал некто другой.

Когда Иг подумал, кто именно, к его горлу подкатила тошнота. Но мысль, что она тут, возможно, ошибается, как-то прошла мимо официантки. Когда она заговорила снова, можно было подумать, что Иг ничего не сказал.

— Я знала, что когда-нибудь снова вас увижу. Вы собираетесь выволочь меня на парковку? Хотите утащить меня куда-нибудь и изнасиловать? Извращенным образом?

В ее голосе явно звучала надежда.

— Что? Нет. А на хрена?

Из глаз официантки исчез возбужденный блеск.

— Но уж хотя бы угрожать-то вы будете.

— Нет.

— Я все равно смогу сказать, что вы мне угрожали. Я могу сказать Реджи, что вы советовали мне поостеречься. Это будет хорошая история. — Ее улыбка совсем увяла, она бросила на культуриста, стоявшего за стойкой, тоскливый взгляд. — Только он ведь мне не поверит. Реджи думает, что я заядлая лгунья. Наверное, так оно и есть. Я люблю рассказывать всякие маленькие истории. Но мне не следовало рассказывать Реджи, что мой бойфренд Гордон погиб в одной из башен-близнецов, после того как я сказала Саре — это другая здешняя официантка, — что Горди погиб в Ираке. Я могла бы и подумать, что они обменяются впечатлениями. И все равно вполне возможно, что Горди нет уже на свете. Для меня он все равно что умер. Он перестал отвечать на мои мейлы, так что и хрен с ним. Почему я вам все это рассказываю?

— Потому что не можете себя удержать.

— Да, не могу, — сказала официантка и передернулась всем телом. Реакция, явно имевшая сексуальный подтекст.

— А что сделал ваш отец вам и вашей матери? Он… он делал вам больно? — спросил Иг, хотя, в общем-то, не был уверен, хочет ли это знать.

— Он говорил нам, что любит нас, но он врал. Он убежал в Вашингтон вместе с моей учительницей. Они завели семью и родили другую дочку, которую он любит больше, чем когда-либо любил меня. Если бы он вправду меня любил, он взял бы меня с собой, вместо того чтобы бросать с матерью, этой злой, тоскливой старой сукой. Он сказал мне, что навсегда останется частью моей жизни, да хрен там он остался. Я ненавижу лжецов. В смысле, других лжецов. Мои собственные маленькие истории никому не вредят. Хотите знать маленькую историю, которую я рассказываю про вас и вашу подружку?

Пицца, которую съел Иг, осела в его желудке тяжелым комком теста.

— Возможно, нет.

Лицо официантки вспыхнуло возбуждением, ее улыбка вернулась.

— Иногда заходящие люди спрашивают, что вы с ней сделали. Я всегда с одного взгляда могу сказать, сколько они хотят знать и что им надо — основные факты или всякие мерзкие подробности. Студентиков обычно интересуют всякие мерзости. Я говорю им, что после того, как вы вышибли ей мозги, вы изнасиловали еще не остывший труп. Извращенным образом.

Иг попытался встать, ударился коленями о нижнюю поверхность столика и одновременно стукнулся рогами об абажур из цветного стекла. Лампа начала раскачиваться, его рогатая тень метнулась к официантке, оттолкнулась от нее, снова метнулась и снова оттолкнулась. Игу пришлось опять сесть; в его коленной чашечке пульсировала боль.

— Но она же не… — начал Иг. — Это не… Ты долбаная сука с больным воображением.

— Верно, — признала официантка, и в ее голосе слышалась гордость. — Вот такая я плохая. Но вы бы посмотрели на их лица, когда я им это рассказываю. Это место особенно нравится девочкам. Это же всегда так волнительно, слышать про то, как кого-нибудь осквернили. Хорошее сексуальное убийство нравится буквально всем, а лично мне кажется, что нет рассказа, который бы не улучшился от маленькой дозы содомии.

— А вы понимаете, что говорите о девушке, которую я любил? — спросил Иг.

Его легкие казались сплошной ссадиной, и ему было трудно дышать.

— Конечно, — согласилась официантка. — Потому-то вы ее и убили. Из-за этого люди обычно и убивают. Не из-за ненависти. Из-за любви. Иногда мне хочется, чтобы мой отец достаточно любил меня и мою мать, чтобы убить нас, а затем и себя. Это была бы огромная, ужасная трагедия, а не просто тусклый, тоскливый развод. Если бы ему хватило духу на двойное убийство, все бы мы были по телевизору.

— Я не убивал свою девушку, — сказал Иг.

На этот раз официантка наконец среагировала, нахмурилась и поджала губы с удивленным разочарованным видом.

— Убей вы все же кого-нибудь, было бы куда как интересней. С другой стороны, у вас на голове растут рога, вот это и правда забавно! Это мод?

— Мод?

— Модификация организма. Вы это сами себе сделали?

Хотя Иг все еще не мог припомнить предыдущий вечер — помнилось все, вплоть до пьяной вспышки гнева в лесу около литейной, но затем было сплошное белое пятно, — он знал ответ на этот вопрос. Ответ пришел мгновенно, без малейшего труда.

— Да, — сказал он. — Я сам это сделал.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Официантка сказала, что Иг был бы гораздо интереснее, если бы кого-нибудь убил, вот он и подумал: почему бы не убить Ли Турно? Было радостно знать, куда ты направляешься, садиться в машину и ехать к вполне определенной цели. Он тронул с места, расшвыривая покрышками землю. Ли работал в Портсмуте, Нью-Гэмпшир, в офисе местного конгрессмена, и ехать туда было сорок минут, а Игу сейчас нравилось вести машину. За время пути он мог продумать, как все это будет сделано.

Сперва он подумал, что сделает все голыми руками. Задушит Ли, как тот задушил Меррин — Меррин, которая его любила, которая первая примчалась к нему домой, чтобы утешить, когда мать его умерла; Иг с силой вцепился в руль, словно уже душил Ли, и несколько раз встряхнул так, что рулевая колонка задребезжала. Ненависть к Ли была сильнейшим чувством, какое Иг испытал за много лет. Его второй мыслью было воспоминание, что где-то в багажнике лежит монтировка. Он может надеть ветровку — та валялась на заднем сиденье — и сунуть монтировку в рукав. А когда перед ним будет Ли — спустить монтировку в руку и шарахнуть его по голове. Иг буквально услышал влажное «тюк!» удара монтировки по черепу Ли и весь затрепетал от возбуждения.