Еще раз взглянув на черную тень, распластавшуюся по кирпичной стене, он понял, что может при желании вернуться домой. С крестиком на шее он вновь становился частью человечества. Он мог забыть про два последних дня, кошмарное время болезни и паники, и стать тем же самым, кем был всегда. Эта мысль принесла с собой почти болезненное облегчение, почти чувственное наслаждение: снова быть Игом Перришем, а не дьяволом, человеком, а не ходячей печкой.
Он все еще думал об этом, когда спавшая в тачке змея приподняла голову, по ней скользнул белый свет фар. Кто-то подъезжал по дороге. В первый момент Иг подумал, что это Ли, вернувшийся поискать свой крестик и прочие инкриминирующие улики, какие он мог забыть.
Но когда машина подъехала к литейной, он узнал потрепанный зеленый «сатурн», принадлежавший Гленне. Иг смотрел из дверного проема, выходившего на шестифутовый обрыв. Гленна вышла из машины, волоча за собой хвост дыма, она на ходу бросила в траву окурок и раздавила его носком туфли. За время, пока Иг был с ней, она бросала дважды — один раз аж на целую неделю.
Иг следил из окошка, как она огибает здание. На ней было слишком много косметики. На ней всегда было много косметики. Черешневая помада, кудрявый перманент, тени для глаз и розовые блестки. Заходить Гленне не хотелось, это было написано у нее на лице. Под своей размалеванной маской она выглядела жалкой, перепуганной и довольно симпатичной — но тоже какой-то жалкой симпатичностью. Она была в тесных низко-сидящих джинсах, чуть показывавших щель ее задницы, ремне с заклепками и белом лифе, обнажавшем ее мягкий живот; Иг знал, что на бедре у нее татуировка, голова плейбойного кролика. Ему было больно смотреть на нее и видеть, что все это, вместе взятое, буквально вопиет; ну захотите меня, хоть кто-нибудь, захотите.
— Иг? — крикнула она. — Игги! Ты здесь? Есть ты здесь где-нибудь?
Ее голос усиливали ладони, приставленные рупором ко рту.
Иг не ответил, и она опустила руки.
Иг шел от окна к окну, наблюдая, как она пробирается сквозь бурьян на задах литейной. Солнце было на другой стороне здания, красный уголек сигареты, прожегший бледный занавес неба. Когда Гленна пересекала тропу Ивела Нивела, Иг выскользнул из дверного проема и пошел за ней следом. Он крался сквозь траву и свет умирающего дня: одна багровая тень из многих. Гленна была к нему спиной и не видела, как он подкрадывается.
На верхней точке тропы она замедлила шаг, увидев на траве ожог, место, где почва выгорела добела. Красная бензиновая канистра все еще была здесь, валялась на боку в хилых кустиках. Иг крался за ней справа от тропы, через лужайку, между деревьев и кустов. На полете вокруг литейной все еще был конец дня, но под деревьями уже темнело. Словно для полной уверенности.
Иг помусолил крестик между большим и указательным пальцами; он думал, как подойти к Гленне и что ей сказать. Что она заслужила?
Гленна снова взглянула на обожженную землю и на красную металлическую канистру из-под бензина, а затем на тропу, ведущую по склону к реке. Иг видел, что она сопоставляет одно с другим, хочет разобраться в случившемся. Ее дыхание заметно участилось. Ее правая рука нырнула в сумочку.
— О, Иг, — сказала она. — Да как же это, Иг?
Рука вынырнула с телефоном.
— Не надо, — сказал Иг.
Гленна вздрогнула и покачнулась. Ее телефон, розовый и гладкий, как кусок мыла, выскользнул у нее из руки, ударился о землю и отлетел в сторону.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — спросила Гленна, переходя от скорби к злости за то недолгое время, которое ей потребовалось, чтобы восстановить равновесие. Вглядевшись в заросли черники и залегшие под деревьями тени, она добавила; — Ты совсем меня, на хрен, перепугал.
И направилась к Игу.
— Стой, где стоишь, — сказал он ей.
— Почему ты не хочешь, чтобы я… — начала Гленна и резко умолкла. — Ты это что, в юбке?
Случайный луч розового света пробился сквозь листву и упал на юбочку Ига, на голый живот. Все, что выше груди, оставалось в тени. Злое взволнованное выражение сменилось на ее лице удивленной улыбкой, не столько, правда, веселой, сколько испуганной.
— Ох, Иг, — выдохнула она. — Ох, маленький ты мой.
Она еще раз шагнула вперед, но Иг предостерегающе поднял руку.
— Пожалуйста, не подходи. — (Гленна остановилась.) — Почему ты здесь?
— Ты разгромил нашу квартиру, — сказала Гленна. — Зачем ты это сделал?
Иг не ответил, не знал, что ответить.
Гленна опустила глаза и чуть прикусила губу.
— Наверное, кто-то тебе рассказал про меня и Ли, про то, что было прошлой ночью. — Естественно, она не помнила, что все рассказала ему сама. — Прости меня, Иг, — продолжила она, заставив себя взглянуть ему в глаза. — Ты можешь ненавидеть меня, сколько тебе хочется, я это вполне заслужила. Я только хочу быть уверенной, что с тобой все в порядке. — И тихо-тихо добавила — Пожалуйста, позволь мне тебе помочь.
Иг поежился. Было почти невыносимо слышать человеческий голос, предлагающий ему помощь, голос, полный симпатии и заботы, однако ему уже казалось, что время, когда он знал, что такое быть любимым, существовало лишь в смутно вспоминаемом прошлом, осталось далеко позади. Было удивительно говорить с Гленной самым обыкновенным образом, это было обыкновенное чудо, простое и приятное, как стакан холодного лимонада в жаркий день. У Гленны не было позывов как-нибудь затушевать свои худшие, наиболее постыдные позывы; ее виноватые секреты были и оставались секретами. Он снова потрогал висевший на шее крест, крестик Меррин, отграничивавший небольшую, драгоценную зону человечности.
— Как ты догадалась искать меня здесь?
— Я смотрела по телевизору местные новости и увидела сгоревшую машину, которую нашли на косе. Камеры стояли слишком далеко, так что мне было не разобрать, что это именно «гремлин», да и ведущая сказала, что полиция не может еще установить марку и год выпуска. Но у меня сразу появилось ощущение, нечто вроде плохого предчувствия. И тогда я позвонила Уайатту Фармеру, помнишь Уайатта? Как-то раз, когда мы были детьми, он приклеил моему двоюродному брату бороду, чтобы попробовать затариться пивом.
— Помню. Так почему ты ему позвонила?
— Я видела, что сгоревшую машину вытащил из воды буксировщик Уайатта. Он теперь как раз этим и занимается, у него свой авторемонтный бизнес. Вот я и подумала, он сможет мне сказать, что это была за машина. Он сказал, что там настолько все обгорело, что еще и не разобрались, потому что не на что опереться, только рама и дверцы. Но ему кажется, что это был «хорнет» или «гремлин», причем скорее «гремлин», потому что они встречаются чаще. И я подумала, неужели кто-то сжег твою машину. А потом я подумала; а вдруг она загорелась, когда ты в ней сидел? Я знала, что если бы ты сделал это сам, так именно на этом самом месте, чтобы поближе к ней. — Она метнула на него еще один застенчивый испуганный взгляд. — Я могу понять, почему ты устроил погром в нашей квартире…