Его цифровая стереосистема исчезла, вместо нее появилась оригинальная «мустанговская» магнитола. Он повернул рукоятку, чтобы включить радио. Его правая рука была такой горячей, что оставила след на пластике – нечеткий оттиск большого пальца.
– Если и есть в мире слово, которое может изменить вашу жизнь, дети мои, – заговорило радио энергичным, мелодичным, однозначно южным голосом, – если и есть такое слово, то я скажу вам его. Это «святойпредвечныйиисус»!
Джуд сложил руки на руле. Черная отделка немедленно начала плавиться и потекла у него из-под пальцев. Он наблюдал, ошеломленный, удивленный. Руль быстро терял форму.
– Да, если вы будете хранить это слово в сердцах, будете беречь его, будете прижимать его к себе, как ребенка, то оно спасет вам жизнь, правда. Я верю в это. Слушаете ли вы мой голос? Слушаете ли вы только мой голос? Вот еще одно слово, что может перевернуть мир с ног на голову и открыть вашему взору бесконечные возможности живого духа. Это слово «тьма». Позвольте мне повторить его, дети мои. Тьма. Наконец наступает темнота. Мертвые тянут живых вниз. Мы помчимся по дороге вместе, аллилуйя.
Джуд снял ладонь с руля и положил ее на пассажирское сиденье. Обивка тут же задымилась. Он поднял руку, потряс ею, но теперь дым шел прямо из рукава, из костюма мертвого старика. Машина вдруг оказалась на шоссе, оно тянулось длинной черной полосой, разрезающей южные джунгли пополам. Деревья задыхались в объятиях лиан, все свободное пространство захватил густой кустарник. Под накатывающими дрожащими волнами жара был виден покоробившийся асфальт.
Радио теряло сигнал, звук то появлялся, то исчезал, а иногда Джуд слышал обрывки других передач. Речь радиопроповедника – а на самом деле никакого не проповедника, а самого Крэддока, присвоившего чужой голос, – иногда перебивалась музыкой. Мелодия показалась Джуду жалобной и древней. Такую ожидаешь услышать на пластинках студии «Фолкуэйс»: печальные и в то же время сладостные переборы одинокой гитары в минорном ключе. Джуд подумал совершенно равнодушно: «Он может говорить, но не умеет петь».
Вонь в машине усиливалась, будто где-то рядом горела старая шерсть. Джуд тоже горел. Дым шел уже из обоих рукавов и из-под воротника. Он стиснул зубы, но крик все равно вырывался наружу. Он всегда знал, что погибнет именно так: в огне. Он всегда знал, что гнев способен воспламеняться и его опасно держать под давлением, а Джуд всю жизнь только и делал, что сдерживал свой гнев.
Черный «мустанг» несся по бесконечным черным дорогам, черный дым валил из-под капота, обволакивал окна, так что Джуд почти ничего не видел. Глаза жгло, текли слезы, окончательно лишая его зрения. Но это не важно. Ему не нужно знать, куда он едет. Он вдавил педаль газа в пол.
Джуд дернулся и проснулся с ощущением, будто его лицо пылает. Он лежал на боку, поджав под себя правую руку. Когда он сел на постели, то понял, что рука онемела. Сон закончился, однако запах гари остался. Или это запах паленых волос? Он осмотрел себя, наполовину уверенный, что одет в черный костюм, как во сне. Но нет, он все еще был в своем старом банном халате.
Костюм. Вот ключ ко всему. Нужно просто перепродать его кому-нибудь – костюм, а вместе с ним и призрак. Это было так очевидно, что Джуд не мог понять, почему эта мысль так долго не приходила ему в голову. Кто-нибудь обязательно пожелает купить костюм. Может быть, многие пожелают. Он сам видел, как из-за барабанных палочек, брошенных в зрительный зал, фанаты пинали друг друга, кусали и царапали. Неужели им не захочется приобрести призрак из дома самого Джуда Койна? Он сбудет этот костюм какому-нибудь злополучному придурку, и призраку придется убраться отсюда. Что случится с покупателем потом, Джуда не волновало. Сейчас его главная забота – спасение жизни, своей и Джорджии.
Он медленно поднялся, размял правую руку. Кровообращение восстанавливалось, о чем свидетельствовало неприятное покалывание под кожей. Скоро оно перерастет в нешуточную боль.
Свет изменился, передвинулся на другую сторону комнаты; бледный и слабый, он с трудом проникал сквозь тюлевые занавески. Сколько он проспал? Трудно сказать.
Мерзкий запах, смрад горелой ткани или шерсти, выманил его из спальни, через темную переднюю и кухню привел в кладовку. Дверь на задний двор была распахнута. Во дворе стояла Джорджия. Она выглядела совершенно окоченевшей в своей тонкой джинсовой куртке и футболке, которые оставляли открытым ее гладкий белый живот. В левой руке Джорджия держала щипцы. Ее дыхание висело в холодном воздухе облачками пара.
– Не знаю, что ты готовишь, но у тебя явно ни фига не получается, – сказал Джуд, разгоняя рукой дым.
– Я не готовлю, – ответила Джорджия и улыбнулась ему гордой, вызывающей улыбкой. Она вдруг показалась Джуду такой красивой, что у него защемило сердце. Он смотрел на ее белую шею, ямку между ключицами, на изящную линию самих ключиц. – Я поняла, что нужно сделать. Я поняла, как прогнать призрак.
– Ну и что нужно сделать? – поинтересовался Джуд. Она поворошила щипцами в костре и подняла их, демонстрируя горящую черную тряпку.
– Надо сжечь костюм, – сказала она. – И я его сожгла.
Через час спустились сумерки. Джуд сидел в студии и смотрел, как с неба стекают последние лоскуты света. У него на коленях лежала гитара. Ему нужно было подумать, а гитара и мыслительный процесс отлично сочетались.
Он сидел в кресле лицом к окну, выходившему на сарай с гаражом, собачий загон и голые деревья за ними. Окно оставалось чуть приоткрытым, струя воздуха холодила кожу. Джуд не возражал. В доме было не многим теплее, чем на улице, а он нуждался в свежем воздухе. Джуд с благодарностью вдыхал октябрьский аромат яблок-падалиц и прелой листвы, ласкавший его ноздри после отравления выхлопными газами. Даже душ и смена одежды не избавили его от ощущения, что он весь провонял угаром.
Дверь находилась у него за спиной, он не мог ее видеть, но отражение в зеркале сказало ему, что в студию входит Джорджия. В каждой руке она держала по бокалу красного вина. Забинтованный палец мешал ей; когда она опускалась на колени рядом с креслом Джуда, немного вина расплескалось. Она слизнула капли с руки и поставила один бокал перед Джудом, на колонку у его ног.
– Все, больше он не вернется, – произнесла она. – Этот покойник. Могу поспорить. Нет костюма, нет и привидения. Я просто гений. И вообще, от этой мерзкой тряпки в любом случае нужно было избавиться. Пришлось завернуть ее в два мусорных мешка, и все равно меня чуть не вырвало, пока я несла ее во двор.
У Джуда в голове вертелись слова: «Старик хотел, чтобы ты сделала это». Но он промолчал. Она расстроится, а дело сделано и ничего уже не изменить.
Джорджия прищурилась, глядя на него. Должно быть, его мысли слишком явно отразились на лице, потому что она спросила:
– Он вернется?
Когда Джуд не ответил, она придвинулась к нему и заговорила снова, тихо и напряженно:
– Тогда давай уедем, а? Снимем номер где-нибудь в городе и уберемся отсюда к черту.