— Мальчики, — сказал Абрахам, поворачиваясь к двери в подвал и отпирая замок, — идите вниз. Ждите меня там. Ничего не трогайте.
Руди побледнел и в панике обернулся к Максу. Руди не выносил подвалов: его пугали низкие потолки, запах сырости, кружевные завесы паутины в углах. Если ему поручали спуститься в подвал, он всегда упрашивал Макса сходить с ним. Макс открыл рот, чтобы расспросить отца, но тот уже вышел из комнаты в коридор, ведущий в кабинет.
Макс взглянул на младшего брата. Руди мотал головой в немом отказе.
— Все будет в порядке, — заверил его Макс. — Я рядом.
Руди взял фонарь, а Макс первым двинулся вниз по лестнице. Красноватый свет лампы отбрасывал по сторонам черные скачущие тени, и казалось, что не братья опускаются вниз, а тьма поднимается из подвала кверху и лижет жадными языками ступени и стены. Макс спустился в подвал и медленно огляделся. Слева от лестницы стоял верстак. На нем лежало что-то довольно большое, закрытое куском грязной парусины, — может, сложенные кирпичи или охапки стираного белья. В полумраке трудно было сказать точнее, нужно было подойти ближе. Макс сделал несколько неуверенных шагов к верстаку, но вдруг остановился. Он понял, что скрывает грязно-белая ткань.
— Бежим отсюда, Макс, — прошептал Руди прямо из-за спины Макса. Макс не ожидал, что брат подошел так близко, а не остался стоять на лестнице. — Нужно скорее бежать отсюда.
И Макс понял, что Руди говорит не только о подвале. Нужно уходить из дома, бежать из этого места, где они прожили десять лет, и никогда сюда не возвращаться.
Но было поздно изображать из себя Гека и Джима и пускаться в бега. Пыльные доски ступеней заскрипели под тяжелыми шагами их отца. Макс оглянулся на лестницу. Старик нес докторский саквояж.
— Глядя на то, как вы перерыли мой кабинет, — сказал он, — я делаю вывод, что наконец-то вы почувствовали интерес к той тайной деятельности, ради которой я стольким жертвую. В свое время я собственными руками убил шесть неумерших, и последней из них была больная тварь с фотоснимка, что хранился под фотографией вашей матери. Полагаю, вы оба его видели. — Руди в ужасе посмотрел на Макса, и тому оставалось лишь отчаянно мотнуть головой: «Молчи». Отец продолжал: — Я обучал других людей искусству уничтожения вампиров, в том числе — несчастного первого мужа вашей матери Джонатана Харкера, упокой Господи его душу, поэтому на меня можно возложить ответственность и за убийство почти пяти десятков представителей этого грязного, заразного племени. Теперь настало время показать моим мальчикам, как это делается. Вы сумеете сразить тех, кто стремится вас погубить.
— Я не хочу, — проговорил Руди.
— Он не видел того снимка, — в тот же миг сказал Макс.
Отец словно ничего не слышал. Он прошел мимо них к верстаку, приподнял угол парусины, заглянул под нее и с одобрительным хмыканьем откинул покрывало.
Миссис Кучнер была обнажена и ужасающе худа Ее щеки ввалились, нижняя челюсть отвисла. Под ребрами на месте живота образовалась страшная впадина, словно все внутренности всосало вакуумом. Нижняя часть ее тела была темно-фиолетовой от скопившейся там крови. Руди застонал и спрятал лицо на груди у Макса.
Отец поставил рядом с телом саквояж и открыл его.
— Разумеется, она не вампир. Она просто мертва. Настоящие вампиры встречаются нечасто. Было бы непрактично и неразумно с моей стороны учить вас на настоящем вампире. Однако для демонстрации подойдет и такое тело.
Из саквояжа появились колышки, обернутые бархатом.
— Как она оказалась в нашем доме? — спросил Макс. — Ведь завтра похороны.
— А сегодня я должен провести вскрытие для моего частного исследования. Мистер Кучнер понимает, он с удовольствием идет мне навстречу. Ведь это значит, что когда-нибудь другая женщина не умрет от болезни, унесшей его жену.
В одну руку он взял колышек, в другую — деревянный молоток.
Руди заплакал.
Макс чувствовал, что он разделяется на две сущности. Его тело шагнуло вперед, но его самого там не было: он оставался рядом с Руди и обнимал всхлипывающего мальчика за плечи. Руди умолял сквозь слезы:
— Пожалуйста, я хочу наверх.
Макс смотрел, как он подходит к своему отцу. Абрахам же следил за приближающимся сыном со смешанным выражением удивления и смутного одобрения.
Он вручил Максу молоток, и это действие объединило двух Максов. Он снова был в своем теле, осознавал вес молотка, от которого напряглось запястье. Отец взял другую руку Макса и поднес ее к тощим грудям миссис Кучнер, прижал кончики его пальцев между двумя ребрами. Макс взглянул на лицо женщины. Ее рот был открыт, как будто она что-то говорила.
«Никак ты пытаешься лечить меня, Макс Ван Хельсинг?»
— Вот сюда, — сказал Абрахам, вкладывая в его пальцы колышек. — Нужно вбить его в эту точку. По рукоятку. В настоящем деле первый удар вызовет крики, богохульство, яростные попытки вырваться. Проклятые никогда не уходят без борьбы. Не поддавайся. Не останавливайся до тех пор, пока не проткнешь ее и она не прекратит сопротивляться. Все закончится довольно быстро.
Макс поднял молоток. Он смотрел в ее лицо и хотел сказать, что ему жаль, что он не хочет этого делать. Когда молоток с громким стуком опустился, раздался высокий пронзительный вопль. Макс тоже чуть не закричал, на миг поверив, что это она, что она еще жива. Потом он понял, что кричал Руди. Макс был крепкого сложения, с мощной грудью буйвола и плечами скандинавского фермера. Первым же ударом он вбил колышек на две трети требуемой глубины. Оставалось еще один раз замахнуться молотком. Кровь, выступившая вокруг дерева, была холодной и липкой.
В голове стало пусто и легко. Макс покачнулся.
— Гут, — прошептал ему на ухо отец. Абрахам обнял его за плечи и прижал к себе так крепко, что хрустнули ребра. Макс вздрогнул от удовольствия — автоматическая реакция на благосклонность отца, — и его замутило от отвращения к себе. — Непросто совершить акт насилия над обителью духа человеческого, даже если дух уже покинул ее.
Отец продолжал сжимать его плечи, а Макс все смотрел на разинутый рот миссис Кучнер, на аккуратный ряд верхних зубов. Она так напоминала ту девушку на фотоснимке — с головкой чеснока, втиснутой между челюстями.
— А куда делись ее клыки? — спросил Макс.
— Что? У кого? Какие клыки? — удивился отец.
— На фотографии девушки, которую ты убил, — пояснил Макс и повернул голову, чтобы посмотреть отцу в глаза. — Там не было клыков.
Абрахам непонимающе хмурился. Потом сказал:
— Они исчезают, когда вампир мертв: «Пшик!»
Он убрал руку с плеч сына, и Макс снова смог нормально дышать. Отец выпрямился.
— И второе, что нужно сделать, — произнес он. — Отсечь голову, а рот набить чесноком. Рудольф!
Макс медленно обернулся. Его отец отступил на шаг, в руке его блестел широкий нож — Макс не видел, откуда появился инструмент. Руди пятился к выходу и уже поднялся на несколько ступенек вверх по лестнице. Он стоял, прижавшись к стене и закусив кулак, чтобы подавить рвущийся наружу вопль. Его била неудержимая крупная дрожь.