Мурза был готов к подобным вопросам и ответил без подготовки и спокойно:
— Своя машина, командир, в ремонте, а рыбалка для меня — дело святое! Договорился со старым другом из Переславля. Тот и дал свою машину по доверенности. Завтра отгоню «копейку» обратно, если будет время!
— Что в багажнике? — спросил капитан, начальник патруля ДПС.
Палач перечислил содержимое — хорошо, что на озере сам заглянул туда, а то сейчас бы мялся, как пацан.
— Машина не ваша, откуда знаете в таких подробностях, что находится в багажнике? — неожиданно спросил капитан.
Мурза понял, что надо переходить к атаке, иначе этот капитан вконец достанет своими вопросами:
— Вы на что намекаете, капитан? Или вы не видели документ журналиста? Вам не кажется, что вы превышаете свои полномочия? Позволю заметить, что я их изучил неплохо, так как совсем недавно занимался темой беспредела на дорогах.
— Чьего беспредела? — заинтересовался капитан.
Баркаев ответил:
— Беспредела вообще, как со стороны водителей, налетчиков на грузы, подстав, и сотрудников ГАИ в том числе. И скажу вам, капитан, что, к сожалению, люди в погонах среди нарушителей законности занимают отнюдь не последнее место! Вот выйдет статья в центральных органах СМИ, у вас еще будет разбор полетов. По крайней мере, генерал Федорчук, ваш самый главный начальник, твердо обещал нам разобраться с этой проблемой! Так что не старайтесь, капитан, быть хуже, чем есть на самом деле! И лучше депутатские машины почаще тормозите. К ним, несмотря на всю неприкосновенность депутата, вполне можно предъявить серьезные претензии. Это вам совет!
Капитан молча передал Баркаеву документы, пожелав:
— Счастливого пути!
Мурза вскоре вышел на МКАД, пройдя по ней, свернул на шоссе, с которого вела прямая дорога к поселку, где обитал банкир Шеленгер.
Не въезжая в него, Палач свернул в лес, загнав «копейку» в небольшую, но глубокую балку, посмотрел на часы. Его расчет оказался верным, даже задержка милиции особо не повлияла на его график. Время было 3-24! Так что пока все нормально, все идет по плану!
Он быстро поднялся из балки.
Лесом, обходя поселок, пошел к крайнему поместью, зашел со стороны озера.
Вот беседка, вот забор, сторожка у закрытых ворот. Видеослежение велось только внутри здания, но сейчас камеры могли быть вынесены и на улицу.
Шеленгер вполне мог перенацелить их на территорию.
Исходя из того, что банкир сделал это, Палач и строил свой план.
В сторожке у ворот горел свет, и в проеме окна отчетливо угадывался силуэт охранника. Палач вышел на открытое пространство, остановился.
Если камеры перенацелены, то сейчас охранник тыла получит сигнал и засуетится, готовясь к приему «дорогого гостя».
Но тот, как ни в чем не бывало, продолжал сидеть на месте. Читал, наверное, журнал или книгу.
Следовательно, что?
А то, что по крайней мере с озера люди банкира не контролируют территорию.
Отлично!
Мурза продолжил движение.
Он не стал тревожить охранника, а за сторожкой перемахнул через забор и вновь замер на месте, находясь уже в самом поместье.
И вновь — тишина! Спит, что ли, Шеленгер?
Палач сбросил сапоги, босиком, крадучись, прошел к двери сторожки, рывком открыл дверь, войдя в помещение.
— Вы??? — только и успел произнести охранник, как получил прямой нокаутирующий удар кулаком в переносицу.
Он отлетел в угол, к шкафу, вместе со стулом.
Палач нагнулся над молодым парнем, которого знал. Его звали Славой. Снял с него ремень с кобурой, в которой находился пистолет «ПМ». Обыскал охранника, больше ничего не нашел, кроме документов и фотографии симпатичной девушки.
Взял со стола пистолет-пулемет «кедр», заряженный тридцатипатронным магазином и оснащенный специальной мушкой, позволяющей устанавливать на дуло глушитель. Интересно! Выдвинул ящики стола, в самой глубине второго обнаружил и сам глушитель. Задумался! Для чего охраннику «кедр» с глушителем? Не для того ли, чтобы, пропустив Палача к дому, сзади уложить его бесшумной очередью?
Может, и так! Но глушитель — это неплохо, он сейчас был нужен Палачу не меньше, чем охраннику. При эффективной дальности стрельбы до ста метров и скорострельности до 850 патронов в минуту, а это четырнадцать выстрелов в секунду, Палач в три секунды прострелит вдоль и поперек всю территорию усадьбы. И, главное, соседи ничего не услышат, ну разве что предсмертные вопли.
Но Мурза не собирался так расточительно распоряжаться единственным магазином. Оставался, правда, еще пистолет с двумя магазинами по восемь патронов, но это уже резерв для ближнего боя внутри здания. Он установил глушитель на дуло «кедра», дослал патрон в патронник, перевел пистолет-пулемет на режим ведения одиночного огня.
Взял с того же стола графин, плеснул в лицо охраннику немного воды.
Тот не сразу, но очнулся. Палач обратился к нему:
— Привет, Славик, не ждал меня?
— Это вы? — вновь тихо и удивленно спросил охранник.
— Нет, столб в кожаном пиджаке! Вставай, чего разлегся? Или мне поднять тебя?
Палач наставил «кедр» на охранника.
Тот через силу, шатаясь от полученного удара, поднялся.
Зная, что этот Слава неплохо владеет приемами рукопашного боя, Палач решил держать его на расстоянии, насколько позволяло небольшое, 3 на 4 метра, помещение сторожки.
— Для начала, Слава, покажи мне, где наручники держишь?
Охранник взглядом указал на противоположную от себя стену: там на гвозде висели ручные оковы.
— Хорошо! Теперь рассказывай, что насчет меня приказал охране и тебе лично Шеленгер? Предупреждаю, честный ответ — жизнь, ложь — смерть, ты меня, надеюсь, знаешь.
— Знаю! И мне врать нечего. Банкир действительно перед заступлением на смену провел с караулом отдельный инструктаж, чего раньше никогда не было. И он, вы правы, касался именно вас, господин Баркаев!
Палач удовлетворенно кивнул головой, поощряя собеседника:
— Молодец, Слава! Продолжай. Тема инструктажа?
— Он был долгим, но общий смысл заключался в том, что сегодня ночью должны прибыть вы. Мы, то есть охрана на воротах, должна встретить вас, пропустить, доложив сразу же об этом самому боссу! Он в свою очередь должен был передать нам особый приказ дальнейших действий против вас!
Палач поднял вверх брови:
— Так и сказал: действий против меня?
— Да, так и сказал!
— Хорошо! Что еще?
— Все!
— Все ли, Слава?