– Рита, ты там что, пошла ко дну?
Это Петька шумит под дверью. Вот черт, не дают подумать о приятном!
– Уже выхожу.
Завернувшись в халат, выплываю из ванной. В квартире собачий холод, даже мороз по коже. А за отопление такие деньги дерут, что темно в глазах от счетов.
– Ты спятила? – Ника всплескивает руками. – Петь, ты глянь на нее… Немедленно сядь и выпей воды!
Я смотрю на себя в зеркало – да, лицо красное, кожа на руках тоже.
– Ты могла там свариться. – Петька дотрагивается до моей руки ледяными пальцами. – Разве можно так? Сердце же может не выдержать.
Может, и так, но пока я не выдерживаю того, что сегодня увидела.
– Маринка, ступай мыться!
Она же в клетке сидела какое-то время рядом с той жуткой бомжихой, так что ей нужна санобработка.
– Но…
– Я дам тебе халат. Вымойся получше! Свою одежду запихни в стиральную машинку. Всю. Давай, шевелись. Я с тобой что, до ночи должна возиться?
Девушка молча идет в ванную.
– Рита, что случилось? – Петька смотрит на меня с сочувствием. – Ты сама не своя.
– Кроме того, что ужеслучилось?
– Да брось. – Ника что-то помешивает в кастрюле. – То, что произошло в Маринкиной квартире, тебя не особо испугало, скорее даже заинтересовало. Видимо, что-то еще было в полиции. Давай расскажи нам.
Я рассказываю. Петька перестает резать салат. Ника выпила воды и глубоко вдохнула. Ну да, в нашем агентстве собрались патологические чистюли. Приятного нам всем аппетита.
– Если б я увидела такое, то содрала бы себе кожу, отмываясь. – Ника снова отпивает из стакана. – Ужас! Лучше не знать.
– Рита себя прокипятила. Тоже вариант. – Петр отмирает и заправляет салат майонезом. – Рита, тебе надо выпить. Есть водка или коньяк?
– Водка на полке, добавляю ее в медовое тесто.
– Зачем? – Ника, стоящая у плиты, заинтересованно оборачивается. – Впервые слышу такое.
– Чтоб медовик не был жестким, надо добавить в тесто водки или коньяка, пару ложек.
– Водка и сейчас в самый раз будет. – Петька ставит бутылку в холодильник. – Жаль, я за рулем. Все готово, зови Марину.
Мы усаживаемся за стол в кухне. Мою квартиру проектировал сумасшедший архитектор, которого сейчас, наверное, черти поджаривают в аду. И правильно делают! А что он хотел? Представляете, огромная полнометражная квартира – и при этом крохотная семиметровая кухонька. Мы вчетвером заняли все ее пространство. Но есть в этом и позитив: если что-то нужно, можно просто протянуть руку и взять.
Петька наливает нам с Никой по стопке водки. Маринка вопросительно смотрит на него, но он словно не видит ее взгляда. Правильно, годами не вышла – водку пить.
– Давайте, девочки, залпом.
Мы с Никой молча поднимаем свои рюмки. Я терпеть не могу спиртное, мне оно вредит, но сегодня все же выпью. Так что вдыхаю воздух, вливаю в себя содержимое стопки, запиваю томатным соком – и уж тогда делаю выдох. Боже, какая гадость!
Ника тоже кривится. Петька сочувственно смотрит на нас. В нашем офисе собрались люди совершенно непьющие – кроме Сашки. На праздники у нас литрами улетают шипучие напитки и соки, а спиртное всегда остается. Но мне сейчас так страшно от того, что я увидела, так ужасно, неприятно и неуютно… Да еще история в Маринкиной квартире…
– Так, что будем делать дальше? – Петька добавляет всем салата. – У кого какие идеи?
– Мои лично иссякли, – вздыхаю я. Какие могут быть теперь идеи? – Хотя… Вообще-то у мадам Литовченко имеется муж, у которого можно спросить, где его половина.
– Точно! – Ника с энтузиазмом подпрыгивает на месте. – Ритка, его обязательно надо опросить. Ты видела, какой он красавец?
Петька и Маринка смотрят на нас каждый со своим удивлением. А чему удивляться? Мы с Никой – женщины свободные, как и все в нашем агентстве. Да и в других агентствах тоже. Поэтому можем заводить интрижки и романы. Но в нашем возрасте трудно найти что-то стоящее, потому что все стоящее уже женатое. А то, что болтается на свободе, никому не надо – оно либо пьет, либо волочится подряд за всеми бабами, либо не хочет работать, а чаще всего имеет все эти добродетели одновременно. А мы не из тех, кто такое потерпит, потому что с таким же успехом можно было не выгонять своих бывших мужей.
Я подозреваю, что меня родили, а мужчину для меня создали в одном экземпляре, и данный экземпляр уже мертв больше двадцати лет. Так что я вполне способна закрутить интересный роман. Но не сейчас.
– Ты права. Опросим его.
Петька принимается мыть посуду. Такое золото! Посуду моет, салаты готовит и вообще вроде хороший парень, а вот каков на самом деле, знает только его жена. Да, да, он, видите ли, тоже женат. И мне когда-то вздыхали вслед – ах, какой у тебя муж: красивый, спокойный, приятный. Ага. Только я и Вадик знали, каков наш супруг и папаша дома – вечно угрюмый, постоянно всем недовольный, мелочный, молчаливый и злобный. Где были мои глаза, понятия не имею…
– Мне надо бабушке позвонить.
Это моя гостья решилась подать голос. Черт подери, я совсем забыла ей сказать!
– Марина, дело в том, что бабушка в больнице, с ней случился сердечный приступ.
Девушка отшатнулась в ужасе. Ну, признаю, я не слишком тактична. А как иначе надо было ей сказать? Она бы все равно узнала.
– У нее уже был инфаркт. Четыре года назад.
Мы молчим. Поскольку знаем, что это означает.
– Сейчас позвоним и все выясним. – Петька берет трубку и смотрит на меня. – Какая больница?
– Не знаю. Давай звони во все подряд. Марина, как зовут бабушку?
– Ольга Николаевна Громова.
– Давай, Петь, поищем ее. Вот справочник.
Маринка снова плачет. Такая плакса! А тощая – прямо светится вся, в мой халат замоталась, как в плед. Неприкаянное, недолюбленное, никому не нужное дитя. Бабка для нее – единственный родной человек. И вообще единственный человек, которому на нее не наплевать. Ведь если старушка умрет, девчонка останется совсем одна на белом свете. Я даже представить боюсь, если бы такое выпало моему Вадику. А ведь какая-то сволочь взялась подставлять меня, и только по чистой случайности я не попала под следствие по обвинению в убийстве. По крайней мере, в одном, хотя, уверена, второе тоже бы на меня повесили. Если бы не Андрей, не Игорь Васильевич Панков, не Петька с Никой. И тогда мой ребенок точно остался бы без меня. Нет, с Вадиком не случилось бы того, что с Маринкой: у него есть бабушка и дедушка, есть дядя, которые души в нем не чают, но остаться без матери все равно страшный стресс. И, глядя сейчас на Маринку, я осознала степень угрозы. Не мне – а моему ребенку! Ну ничего, когда я найду сукина сына, который мне все это устроил, решив осиротить мое дитё, то для него было бы лучше, если б его первой нашла полиция.