– Успокойтесь, пожалуйста, Аня ничего не натворила, – спокойно говорит Надежда Гавриловна. – Она пришла ко мне в гости, а поскольку уже вечер, я проводила ее до дома. Но вот беда – на улице прохладно, я замерзла. Вы не угостите меня чашкой чая? Иди, Аня, занимайся своими делами, а мы с твоей мамой посидим, выпьем чайку и потолкуем о наших делах.
– Конечно, с удовольствием, проходите. – Мать сбита с толку, потому что никогда учительница не приходила к нам домой. – Не скрывайте от меня ее выходки, скажите, что она натворила?
– Насколько знаю, все еще ничего. А почему Аня обязательно должна что-то натворить?
Дверь на кухню закрывается, а я иду в комнату. Господи, вчера мы были в Телехове, и все было хорошо, Игорь был рядом… Я так заскучала без него! А ведь даже позвонить сейчас не смогу. О чем они там говорят?
Но разговор затянулся, а потому я ложусь спать. Послезавтра из спортивного лагеря вернется Лешка, к тому времени нужно устроить тайник, иначе мне крышка.
Утром меня никто не разбудил. Плохой признак, значит, я опять в чем-то виновата. Сейчас вот выйду из комнаты, а меня подчеркнуто не замечают, и я буду вынуждена просить прощения… Нет уж, дудки! Не буду! Еще три месяца назад мне это было бы в напряг, но не сейчас. Я видела и пережила такое, что никому и не снилось – у меня на руках умер человек, мы… Все, баста! Так, как было, больше не будет!
– Доченька, иди завтракать.
Надо же, что-то новенькое. Если меня не разбудили, значит, со мной не разговаривают, но если разговаривают, то… Происходит нечто странное.
– Сейчас, умоюсь только.
Завтрак горячий, родители ведут себя нормально, не молчат, не дуются, не смотрят на меня уничтожающим или презрительным взглядом….
– Вкусно?
– Да, спасибо.
– А все ж в Телехове вкуснее, да?
– Там бабушка пеструшку варит.
Родители хохочут. Я отвыкла от этого. Не помню даже, когда они вот так хохотали, когда я рядом. Или – новая западня? Нужно быть осторожной, кто знает, что мать снова придумала, чтобы изобличить меня.
– Мы вчера засиделись допоздна, так что проводили Надежду Гавриловну до дома. – Мать разливает чай. – Аня, я обещаю тебе, что больше не буду так вести себя. Прости меня, я была не права.
– А я всегда говорил, что ты перегибаешь, – подает голос отец.
– Да, Виталик, говорил. И я чувствовала – что-то не так, но остановиться не могла. Больше никаких допросов и проверок, ничего такого. Но и ты мне, дочка, пообещай, что не наделаешь глупостей.
– Я постараюсь.
– Аня!
– Мама, каждый человек, даже взрослый, нет-нет да и сделает какую-нибудь глупость. Вовсе не намеренно, просто так получается. Я обещаю, что не стану намеренно делать что-то такое, что повлечет за собой негативные последствия.
– Да, ты права. Ты выросла.
Мама задумчиво глядит на меня, словно впервые видит.
– Я пойду к Игорю, хорошо?
– Конечно. Позвони, если задержишься.
– Да. Но я ненадолго, наверное.
Я спешно собираюсь. Господи, неужели теперь все будет по-другому?
– Виталик, Аня сильно изменилась, – доносится до меня мамин голос, полный тревоги. – Что-то случилось летом, с ними обоими. Ты видишь? Она стала совсем взрослая. Говорит как взрослая, смотрит как взрослая, ведет себя иначе.
– Да, Света, девочка выросла, и это нормально. Дети вообще-то растут, в том и есть вроде бы смысл жизни? И я всегда говорил тебе, что ты ведешь себя с ней как злой следователь.
– Да, да, я виновата… Надежда Гавриловна вчера то же самое говорила… Виталик, а если они с Игорем переспали? Ведь три месяца там вдвоем были! Если?..
– Даже если и так…
– Виталик, я поведу ее к врачу!
– Повторяю, Света, девочка выросла. Если между ними что-то произошло и врач подтвердит это, что изменится? Что ты сделаешь?
– Ну…
– Что бы ты ни сделала, ничего уже не изменить, а вот дочка отдалится от нас окончательно, станет совсем чужой. Все, время судебных процессов прошло. Давай вести себя с ней как с дочерью, а не как с подозреваемой в совершении тяжкого преступления.
– Ты прав. И учительница права. Как же я, мать, докатилась до такого? Я же люблю ее!
– Вот, вот. Света, мы так любим ее, что душим своей любовью. Но от всего на свете мы Аню не убережем. Девочка будет ошибаться, делать глупости – как все люди на свете, это нормально. Запомни, в нашей семье больше не будет того, что было. Как хорошо, что она побежала к учительнице. А если бы куда глаза глядят, да на ночь глядя? Я и сам от твоего крика устал. Вчера даже хотел вмешаться. Ведь не успела девочка порог дома переступить, как мама принялась потрошить ее вещи и названивать знакомым, пытаясь изобличить. Все, Света, ты сама понимаешь, что так нельзя, так что держи свои нервы при себе. И не смей больше орать. Заодно отучи Лешку ябедничать на сестру. А то я заметил, он получает удовольствие, вынюхивая ее тайны, а потом слушая, как ты Аню ругаешь.
– Да, наверное, и здесь ты прав, а я кругом не права…
– Дорогая, речь идет не о нас с тобой, не о том, кто прав, а о том, что мы едва не потеряли свою дочь. Я тоже хорош! Мне давно не нравилась твоя манера говорить с ней, нужно было вмешаться, но все работа, да и не хотел спорить лишний раз… А должен был! Что ж, ошибка наша общая, и мы ее исправим.
Я выскользнула из квартиры и понеслась вниз по ступенькам. Я ужасно рада и надеюсь, что все теперь будет хорошо. Я очень люблю родителей, но в последнее время стала забывать об этом – из-за наших с мамой столкновений. Все теперь будет по-другому, и мама снова будет такой, как когда-то, когда она заплетала мне косы, шила со мной одежки для пупсиков и рассказывала, каким было Телехово, когда она была маленькой.
– За тобой собаки гнались? – Игорь прямо на пороге обнял меня и прижал к себе. – Как же я соскучился по тебе, солнышко мое!
– А бабушка где?
– К портнихе поехала. Мы совсем одни.
– У меня кое-что случилось.
Я рассказываю ему, а он слушает, обнимая меня. Мне так уютно с ним!
– Видишь, малыш, все познается в сравнении. А я бы согласился, чтобы мама с папой по сто раз в день ругали меня, лишь бы только были живы. Но их нет. И никогда не будет.
– Игорек…
– Нет, солнышко, я понимаю, что ситуация у тебя была сложная и требовала каких-то действий. Наверное, если бы мои родители вели себя со мной подобным образом, я бы этого тоже не потерпел. Тогда, раньше… А сейчас что угодно терпел бы – только бы они вернулись.
Голос его прерывается. Мне так жаль Игоря, но я не знаю, как его утешить в этом страшном непоправимом горе. В Телехове все было проще, там была другая жизнь, а сейчас в родной квартире, где все напоминает ему о них…