– И все из-за проклятого бункера?
– Да.
– Я бы все равно не сказала.
– Потому мы и убрали сегодня четверых умников, которые проникли в дом твоих родителей и ждали возвращения хозяев.
Стены плывут у меня перед глазами. Я прижимаюсь к стене, чувствуя, как в груди снова, как когда-то, поднимается боль. Как же я не подумала о таком варианте? А если бы…
– Игорь, Рустам, заберите ее отсюда. Рита, успокойся, ничего не случилось. – Дядя Саша кладет мне на лоб холодную руку. – Когда твои вернулись домой, там и следа посетителей не осталось.
– Но…
– Тебя больше никто трогать не будет. Ни прокуратура, ни полиция. Дело почти раскрыто, вдвоем с Игорем Панковым доведете его до конца. Ты ведь уже знаешь, кто убийца?
– Да.
Я уже взяла себя в руки. Что ж, эту дорогу нужно пройти и закрыть все счета. Неважно, что миновали годы, для смерти и для памяти нет срока давности. Как и для мести.
– Дядя Саша…
– Ни о чем не спрашивай, я все равно ничего не смогу тебе сказать.
– Я не о том. Просто хочу, чтобы вы знали: все эти годы мне очень не хватало Игоря, я всегда его помнила…
– Знаю. И потому я здесь. Иди, Рита.
– А вы?
– Я тоже уйду, но позже.
Голос у дядя Саши бесцветный и тихий, но я бы услышала его даже среди шумной толпы.
– У меня остался неоплаченный долг, и я пришел его взыскать. – Он смотрит на нашего общего врага своими уже мертвыми глазами. – Двадцать с лишним лет назад промахнулся, Ступак, потому что спешил к сыну. Но и сына не спас, и тебя, получается, в живых оставил. А ты натворил столько бед единственному человеку, к которому я привязан.
– Жнец, это не я, это…
– Ты ему помогал. Когда-то давно ты был моим другом, почти братом, мы столько прошли рядом, видели столько смертей и крови. Но ты соблазнился на цацки, предложенные тебе предателем, которого мы выслеживали, – и убил мою жену, пытал моего сына и пытался убить мою невестку.
– Жнец, я не собирался убивать Игоря! Когда я уходил, он был жив!
– Ты выколол ему глаз. Ты мучил моего сына, мразь! Мне безразлично, что ты предал меня, продавшись Мальцеву. Но ты устроил ту аварию, ты пытал моего сына.
– Я не убивал его.
– Это неважно.
– Я не…
– Рита, уходи, пожалуйста. Парень, уведи ее.
– Дядя Саша, а…
– Мы больше не увидимся. – Отец Игоря останавливает на мне свой мертвый взгляд. – Во мне так мало осталось человеческого… За эти годы у меня почти ничего не осталось и никого. Кроме тебя, девочка. Иди, Рита, и попробуй жить дальше. Потому что после смерти Игоря у тебя плохо это получалось – жить. И все же попытайся еще раз.
Дядя Саша отворачивается, а Игорь тащит меня к выходу, одновременно поддерживая Рустама. Мы идем по темному коридору. Несколько почти невидимых фигур застыли во мраке. Сзади слышен даже не крик, а вой и визг на высокой ноте. Чьи-то руки открывают нам дверь, ведущую из черноты подвала к свету.
– Вот, возьмите…
Кто-то подает мне увесистый пакет.
– Что это?
Ответа нет. Да и спрашивать не у кого.
Мороз на улице хватает за щеки, а на Рустаме только пижамные штаны.
– Когда он нашел меня, я спал…
При свете дня раны рокера выглядят еще страшнее, но жить Рустик явно будет.
– Сейчас отвезу тебя к врачу. – Игорь пытается не смотреть на меня. – Зачем и от кого ты прятался?
– А ты бы не прятался? Когда те типы поняли, что блокнота нет, то просто взбесились. Ступак велел найти блокнот любой ценой. Я думал, книжка у тебя, Рита, а видишь… Я же не знал, что Витька зачем-то лгал о вас с ним.
– Борецкий все о нас придумал, надеясь прикрыться мной от этих ублюдков, чтобы они даже не смотрели в сторону его беременной Юльки. У него неплохо получилось: сляпал на компе фотки, всунул в идиотский альбомчик с сердечками, обронил его, словно невзначай, у Литовченко – и все, готово дело, та решила, что так и есть. Но не Нинка в компании мерзавцев щелкала хлыстом. А Витька стал уже не нужен, и его использовали в качестве реквизита.
– Вот черт… Но кто? Кто у них главный?
– А ты не догадываешься?
– Нет.
– Рустик, а кто знал об этом подвале, кроме меня и других ребят из вашей группы? С кем ты трахался здесь, потому что никуда не мог партнершу пригласить, поскольку ее морду могли узнать везде в городе? Кого обхаживал Витька в последнее время и к кому он пришел бы в ту квартиру, где его убили?
– Я не… О нет, Рита, этого быть не может!
Но на его лице уже проступает печать понимания. Ответ все время был на поверхности, просто я его не видела. Должна была догадаться гораздо раньше, но слишком плотная дымовая завеса была вокруг меня.
– Если вы уже все поняли, то, может, объясните и глупому полицейскому?
Игорь настроен ссориться. У меня тоже иногда бывает такое пинательное настроение, так что я его понимаю.
– Скажу попозже, а сейчас мне надо подумать немного.
– Рита, солнышко, во мне крепнет желание свернуть тебе шею!
– Рано или поздно это желание возникает у всех, вступай в клуб. Не торопи меня. Все, вот больница, сдавай Рустама, а я посижу в машине. Что-то устала я.
Мужики выходят. Игорь все еще злой, хлопает дверцей. Рустам едва может двигаться и сдавленно стонет, выбираясь наружу. Конечно, досталось ему. Но, по крайней мере, жив.
Я открываю пакет. Несколько пачек долларов, письмо и фрагмент карты. Мне не надо особо присматриваться, чтобы понять: на нем план нашего микрорайона в Суходольске. Вот кладбище, на котором я когда-то любила гулять и где свела знакомство с Васильком. С краю написано: «8 ряд, 22 место». Как на билете в кино. Но это не билет, а приглашение. Теперь я знаю, где похоронен мой Игорь, и, как только завершу здесь свои дела, поеду к нему. Давно не виделись, да.
Письмо напечатано на компьютере, но авторство сомнений не вызывает. Дядя Саша решил сказать мне все вот таким образом.
«Это деньги для тебя и твоего сына. Я заботился о тебе как мог. Именно этого хотел бы Игорь, и я хочу того же, а потому не отказывай старику, возьми деньги. Мне не на кого тратить их, и я буду рад, если они помогут тебе, потому что жизнь твоя сложилась нелегко.
Когда приедешь к нему, передавай привет и от меня. Все эти годы я не мог туда прийти. Может быть, потом смогу. Время ведь не лечит, правда, девочка? Время лишь загоняет боль в глубину. Постарайся как-то наладить свою жизнь, ты этого заслуживаешь».
Если бы я сегодня не собиралась кое-кому испортить жизнь, то прямо бы сейчас рванула в Суходольск. И наконец поплакала бы на могиле. Долгие годы я не знала, где он, мой Игорь, лежит, и меня совсем не утешала мысль, что там, в земле, только тело. Теперь знаю, и старая боль рвется наружу. Я не знаю, что мне с ней делать, как унять. А скрыть не смогу. Ведь я до сих пор люблю его. И всегда любила только его. Если бы мы в тот день не пошли на Ганино болото, если бы пошли днем раньше или позже, Игорь был бы жив. Но есть то, что есть. Наши решения, иногда вроде бы незначительные на первый взгляд, случается, определяют всю нашу жизнь.