А когда они вышли вдвоем из госпиталя после операции на свет божий, под яркое и щедрое майское солнышко, под громкий гомон птиц, слышимый, несмотря на то что издали еще доносился шум продолжающейся баталии, Верочка испытала такое чувство правильности и чуда жизни, что даже зажмурилась от теплоты этого ощущения.
А когда открыла глаза, заметила, что на лавочке сидит их с Иваном добровольный помощник, имени которого она так и не узнала, в компании двоих незнакомых мужчин. Ну вот теперь Вера наконец смогла его рассмотреть.
Очень интересный мужчина. И загадочный. Чувствовалось в нем нечто сильное, а еще наполненность некими знаниями-умениями, тайнами, что ли. Ну, и лидерство – это, уж будьте любезны, в первую очередь, на раз.
Высокий, такой весь… как пуля крупнокалиберная, жилистый, словно перекрученные, как жгуты, мышцы натянули на костяк. Эти серые стальные глаза, тонкий, с небольшой горбинкой нос, волевой подбородок. Породистое такое лицо, которое в целом можно было бы назвать аскетичным и строгим, если бы его не смягчали чувственные ироничные губы, постоянно готовые к полуулыбке, и дугообразные негрубые брови. Он снял фуражку, и она лежала теперь рядом с ним на лавке. Вера с удивлением отметила, что у мужчины не короткая стрижка, а стильная прическа на темных волосах средней длины. Кстати, это ему необычайно шло, как ни странно, не смягчая образ, а, наоборот, усиливая впечатление силы и мужественности.
Ну не красавец, но ой-ей-ей! Привлекательный, как сам черт. Зараза!
Они представились, и Вера, севшая с ним рядом, на мгновение утонула в его обманчивых, жестких как сталь, с синими крапинками тепла, глазах.
Егор Бармин. Ему шли и имя, и фамилия, подчеркивая излучаемую им силу и загадочность личности.
И он не скрываясь проявлял к ней интерес. Верочка это прекрасно чувствовала и понимала и… и пошла бы с ним тем вечером на общие гулянья, и подпевала бы песням у костра, и выпила бы, наверное, винца немного, и, может, даже целовалась бы с ним в небольшом сосновом подлеске у главной поляны. И призадумалась бы о продолжении знакомства, а потом, кто знает… Еще неизвестно, откуда он приехал, там, на реконструкции, народу собралось из разных городов и весей, люди и с Северов приезжали специально. Но и это бы выяснилось, и у них либо сложилось что-то, либо нет. Главное, что она первый раз за несколько лет по-настоящему заинтересовалась мужчиной, и кровь стучит, и все как-то правильно интригующе в душе… Позабытое уже чувство – ожидание чего-то – немного захватывает дух!
А не судьба, видимо. Совсем не судьба. Не срослось.
Ивану к вечеру стало хуже, поднялась температура, и его срочно потребовалось эвакуировать в областной центр. Вере пришлось ехать сопровождающей, как человеку, знающему весь ход операции и клиническую картину больного, да и сам больной держал ее за руку и просил его не оставлять.
Просидев сутки рядом с Иваном и его родными, которые примчались, как только узнали о беде, Вера уехала в Москву и практически все оставшиеся от трехдневной отгульной лафы сутки проспала, добирая сон вперед с запасом на всю следующую рабочую неделю.
Она могла бы попросить Васильева, и тот быстро отыскал бы данные об этом Егоре Бармине – Виктор Аркадьевич был одним из постоянных членов клуба памяти ВОВ, еще с самого его образования, и дружил с его организаторами, у которых имелись подробные списки участников той реконструкции. Но Вера не стала.
Вполне вероятно, что Егор благополучно женат и имеет пятерых детей или троих, или одного ребенка, что, собственно, не меняет сути, а все, что миражом проскочило между ними, – интерес, нечто обещающее, могло быть просто весенним флиртом, или его желанием-ожиданием очередной интрижки на стороне.
Подумала: а если не женат, свободен и если действительно сильно ею заинтересовался, то сам найдет, ну а не станет искать… Если нет, то и не надо. Вот так.
Так бывает. Часто именно так и бывает в жизни. Людям неожиданно предоставляются новые возможности, судьба подкидывает шанс, но вдруг что-то незначимое, мелочь какая-нибудь, не срослось что-то, помешало в тот момент, и всего лишь нужно приложить совсем небольшое усилие, чтобы не упустить эти новые возможности, но… Но за ленью, инертностью, за укоренившимися комплексами и привычным страхом быть отвергнутыми, за простыми, рутинными делами, мы упускаем этот шанс и проходим мимо, грустно думая: «А могло бы быть!» И все.
И знаете, что самое страшное? А ведь действительно могло быть!
Вот и у Веры образ Егора частенько всплывал в памяти, вызывая что-то теплое внутри и немного грусти, что не сложилось, и легкую обиду: ну что ж ты, Егор Бармин, не разыскал, не проявил мужскую инициативу! А ведь вроде орел.
Вместе с мокрым полотенцем отбросив отстраненные от деятельного утра мысли, Вера вышла из ванной комнаты и направилась в кухню, где обнаружила Милку, колдующую над туркой с кофе.
– Привет! – улыбнулась ясной утренней улыбкой подруга. – На тебя тоже варю!
– Это ты правильно делаешь, – похвалила Вера и поинтересовалась: – Что будешь: творог, тосты, яйца, кашу?
– Все! – рассмеялась Милка.
Да, вот уж кого Господь аппетитом и метаболизмом не обидел! Мечта любой женщины – есть все, что захочешь, и иметь офигенную фигуру при этом. Повезло подруге, она могла уплетать пельмени тарелками и заедать хлебом с маслом, не прибавляя при этом ни грамма веса. Бывает же такое!
– Ты договорилась про завтра? – спросила Милка, выставляя на подставочку на столе турку с кофе.
– Договорилась, – вздохнула Вера. – Но придется отработать две смены подряд.
– Вот и ладненько, – порадовалась Милка, привычно проигнорировав чужие трудности, – а то мне без тебя скучно будет, народец придет так себе, сплошной пафос и понты.
– Милка! – возмутилась в который уже раз Вера. – Это же твой день рождения, пригласи того, с кем тебе хорошо и кто тебе нравится.
– Вот я и приглашаю тебя! – упорствовала Милка в своем понимании жизни. – Ты же знаешь, это друзья Влада.
Да бог с ней – не стала спорить Вера. У Милки свои очень строго выстроенные житейские законы, правила и приоритеты, и свой весьма непростой характер, спорить бесполезно. В четыре руки быстро соорудили завтрак, поели, собрались, вместе вышли из дома и разошлись – Вера к метро, Милка в свою машину.
На работу Вера шла всегда с удовольствием, но и с подавляемой, загоняемой в самый дальний угол грустью. Однако стоило ей переступить порог родного отделения экстренной хирургии в институте Склифосовского, в котором она работала старшей операционной сестрой, как любые грусти улетучивались сами собой.
Есть работа и ее надо делать.
Верочка Брацкая на самом деле с детства знала, что станет врачом, да в этом никто и не сомневался. Правда, родня удивлялась – и в кого это стремление и призвание? В семье никогда не было медиков, даже среди прабабушек и прадедушек.
Мама Верочки Евгения Максимовна преподавала историю в школе, папа работал инженером на заводе, бабушка, мамина мама, Василиса Мироновна являлась преподавателем по классу фортепьяно. Дедушку, маминого отца, Верочка помнила смутно, он умер, когда она была еще совсем маленькой, а с папиной стороны бабушек-дедушек так и вовсе не наблюдалось, только его дальняя родня на Кубани, двоюродные, троюродные тетки-дядьки. Но и среди них врачей не нашлось.